Алексей Федоров - Потерянная земля

Сильные но мягкие руки обхватили его за плечи, подняли, повели вверх по бетону. Валя. Саныч, как привыкли его называть… Витя так и не открыл глаз, пока в лицо не дохнула сырость вечернего тумана.

А когда открыл, изменилось немногое — черное сменилось серым, только и всего. Туман накрыл коровник пуховой подушкой, наволочка порвалась и ее внутренняя поверхность стала землей. А они оказались внутри, засыпанные пухом и перьями. Словно в древних легендах о сотворении мира… Вот, можно с ходу новую придумывать.

И создал Отец подушку, и сказал, что это хорошо. И жили в ней одни только перья, и Отец клал ее себе под голову, чтобы спать слаще было. Ну еще, изредка — Матери под ж… , чтобы доставать поглубже. И до того они ее промочили, что наволочка плесенью покрылась. И тогда швырнул отец подушку вниз, во мрак — и летит она до сих пор, уже долго — но сияющий лик Отца до сих пор бросает на нее свой свет… Из плесени вышли травы, деревья, гады земные и морские — и они, самые большие гады. И все уповают на Отца, да только он и думать уже забыл о той подушке…

Ну вот, ничем не хуже древнегреческих или древнеегипетских легенд. А что персонажей мало — так и придумано одномоментно…

Витя согнулся в истерическом хохоте, не обращая внимания на опасливо глядящего Лебедева.

— Ты в порядке, Вить? — наконец спросил председатель.

— Я… уф… Я в порядке. В полном. — Смех оборвался так же быстро, как и хлынул, Витя вытер слезы, посмотрел серьезно, чуть ли не зло. — Слушай, я, наверное, к Толику в заместители пойду. Или в конкуренты.

— В конкуренты?

— Ну да. Он людей пытается убедить, что бог все видит и обо всех заботится. А я теперь точно знаю — ему просто пофиг до всего и вся. Он нас создал, дал пинка и сказал — «живите как хотите». Ну, не сразу дал пинка, конечно, сначала поиграл с людьми. Ему скучно, Валь. Ему давно уже все поперек глотки стоит. Вот так и живем — пупсы, плюшевые мишки, погремушки… игрушечные солдатики. Солдатиков все больше появляется. Наверное, он все же стареет и впадает в маразм…

Он уже входил во двор, когда его окликнул женский голос.

— Валентин Александрович! — Из тумана обрисовалась крупная женская фигура. Лебедев поморщился — еще не рассмотрев толком лица, он уже узнал ее. Галя Иванова, голос ни с каким другим не спутаешь. Дожидалась на скамейке… Видеть она его не могла, но скрипучая калитка сообщила о его приходе. — Вова пропал, Валентин Александрович!

Она упорно называла его по имени — отчеству, она всегда так обращалась, когда ей что-то было нужно. За глаза называла по-другому.

— Как — пропал? Когда?

— Вчера вечером. Вышел… По нужде вышел и не вернулся.

— Интересные пироги… — Лебедев почувствовал, как в груди похолодело. — А что же почти сутки тянула?

— Не знала, что делать…

Вот черт…

Она смотрела на него заискивающе, растерянно — похоже, ее все-таки проняло. Дошло, наконец, в какой ситуации находятся они все… Куда этот идиот мог запропаститься? Зачем ему вообще куда-то идти? Выход они искали, сразу после того, как рванул бункер — все бесполезно, дорога сделала круг и привела обратно в деревню; мирок как был закрыт, так и остался. Знают об этом все…

Галя все заглядывала ему в глаза, Валентин Александрович, наконец, вспомнил это выражение… Это были глаза побитой собаки.

— Иди домой, приготовь ужин. Он придет — жрать захочет.

— Вы знаете, куда он ушел?

— А куда тут уйдешь? Скоро объявится. — Он шагнул во двор, давая понять, что разговор закончен; Галя придержала калитку.

— Он придет? Он точно придет?

— А я откуда знаю? — раздражение все же прорвалось, копилось слишком долго. И сразу стало легче. Задрала, тварь, своей простотой; ей нужно — пусть сама и ищет. С большой вероятностью можно начинать поиски с чердака, у их дома кровля уцелела. Скорее всего там он, висит по соседству со связками засушенных на зиму грибов. А что, у самого уже мысли мелькали…

За его спиной робко скрипнула закрывающаяся калитка — Иванова смотрела вслед до тех пор, пока его не скрыл туман, снова густеющий на ночь. А чего она ожидала? Относись к другим так, как хочешь, чтобы к тебе относились.

Вот где все это уже, хорошо — дома стоит половина ящика водки. Помирать с пьяным рылом не так страшно…

В раздражении он пнул колесо «Виллиса», ступеньки крыльца под его весом жалобно скрипнули… дверь оказалась закрыта. Валентин Александрович хмыкнул, приподнялся на цыпочки — когда супруга уходила, оставляла ключи на притолоке.

Так и замер. Замка на двери не было. Изнутри закрыто. Тьфу ты, елки — санки, дожили… в деревне никогда не запирались, если только на ночь — кого здесь из живых бояться? Все свои, более или менее.

Он постучал кулаком по влажной доске двери.

— Валя, ты?.. — голос жены дрожал от страха. Оба — на…

— Конечно я, зайка, кому еще быть? — он не называл ее «зайкой» уже много лет. Это слово царапнуло внимание, вытащило за собой неожиданное открытие — да он же сам боится!

Скрежетнул крюк, дверь слабо дернулась — разбухла от сырости. Как же она ее закрыла, нужно будет подтесать… Он толкнул плечом, дверь ушла вглубь сеней.

Когда он увидел жену, стало еще хуже. Она словно постарела за день — еще утром выглядела гораздо лучше… женщина бросилась в объятья, по полу глухо стукнул металл — выронила топор. Здоровенный тесак, наточенный до бритвенной остроты — он любил порядок во всем…

Жена дрожала всем телом. Он ласково провел рукой по волосам, прижал ее к себе посильнее, только тут сообразил, что она плачет.

— Ну-ну, зайка, все хорошо… Видишь, я пришел, теперь все будет нормально… Кто тебя обидел? — она начала, было успокаиваться, но снова прижалась, когда в его голосе зазвучал металл.

— Никто… Валя, там… на огороде.

— Угу. Сейчас посмотрим. — Он отстранился, подобрал тесак. Она вцепилась в рукав. — Не бойся. Меня не обидят, я любому обижалку сломаю…

— Там уже нет никого. Не было.

— Ну и, тем более, бояться некого. Что там случилось? — вопрос он задал для проформы, ноги уже сами несли его по ступенькам крыльца. Супруга шла за ним…

На залитом туманом огороде было тихо. Валентин Александрович не сразу понял, что же случилось, почему вытоптаны грядки… Все чертов туман, он скрадывал цвета и багровые сгустки, которые не смогла впитать земля, казались черными. Широкий чумной круг, почерневший от пролитой в нем жизни. Какие-то лоскуты материи… Валентин Александрович вступил в неровную кляксу, жена осталась за ее пределами. Хана помидорам… все вытоптано, растерзано, переломано. Что за уродство, и так жрать нечего скоро будет, а тут еще такую свинью подложили! Хотя, солнца теперь нет, а без него вообще вырастет ли хоть что-то?