Ру Эмерсон - Красавица и чудовище

Она совсем не придала особого значения такому позднему звонку, но для Катрин это известие было совсем как решение об отмене смертной казни. Для Отца и Винсента, она была совершенно уверена, это было избавлением от смерти. Входя в обшитую дубовыми панелями приемную, она услышала, как секретарша, заглянув в кабинет, называет ее имя. Из полуоткрытой двери в кабинет Барча раздраженно донеслось:

— Я же сказал, никаких звонков… — и потом, другим тоном: — Конечно, я приму ее.

Катрин поймала себя на мысли, что она в этом и не сомневалась. Даже, подумала она с краской стыда на лице, после разговора сегодняшним утром, во время которого она совершенно ничего не обещала…

Как и утром, он встал из-за стола, приветствуя ее. Только теперь широкая ореховая плоскость стола была завалена кальками и чертежами конструкций, здесь же лежали калькулятор, блокнот, циркуль-измеритель и стоял бокал с бренди и содовой водой — рабочий стол миллионера-предпринимателя, по-прежнему остающегося архитектором. Сам Эллиот был только в рубашке с длинными рукавами, темно-голубой пиджак висел, должно быть, в одном из встроенных шкафов, а закатанные рукава рубашки обнажали его руки, покрытые золотым загаром. Стоя в дверях и глядя на него, Катрин снова почувствовала исходящую от него огромную жизненную силу, его одержимость и энергию, которые так сильно притягивали ее к нему и позволяли так легко поверить в то, что он способен сделать все на своем пути к цели. И в то же самое время, видя его таким, она ощущала его ранимость, видела за этой блестяще воздвигнутой обороной того человека, каким он был на самом деле…

Эти мысли мелькнули в ее сознании и исчезли, как пламя свечи под порывом ветра, ветра страха, ужасного ощущения, что с каждой секундой сокращается время жизни для Отца и Винсента. Она попыталась говорить спокойно, не выдавать свое беспокойство ни голосом, ни выражением лица, но поняла, что ее выдает ее вид, грязные джинсы и мазки туннельной грязи на куртке и ботинках. И в самом деле, едва увидев ее бледное, потрясенное лицо и застывшие глаза, Эллиот оставил светскую галантность и приблизился к ней.

— Катрин, что с тобой случилось? В чем дело?

— Мне нужна твоя помощь, — выдохнула она.

Он никогда не видел ее в таком виде, не видел ее потрясенной до потери самообладания, которое она еще сегодня утром носила на себе, как доспехи.

— С тобой все в порядке? — спросил он, быстро подводя ее к креслу. — Сядь сюда, на тебе лица нет. Позволь налить тебе бренди…

— Мне не надо твоего бренди! — Она сделала шаг назад от него, ужас бился в ее крови, сознание застыло на одной мысли, что время уходит. Затем, взяв себя в руки и подавив панику, она продолжила более спокойно: — Все, что мне надо, — это твоя помощь.

— Скажи мне, что тебе надо.

Она молча достала из кармана и протянула ему список, нацарапанный ею при свете фонарика, когда она и Мышь бежали по туннелю. А сейчас Мышь, бесконечно далекий от того, чем был и представлял собою Эллиот, в своем мешковатом свитере и куртке из обрезков мехов и кожи, сидел в подвале дома за три квартала отсюда, где был ближайший спуск Вниз, ожидая ее. Доверяя ей. Упуская время, эту ставшую сейчас драгоценной субстанцию, потому что он верил ей…

Пробежав глазами список, Эллиот неуверенно усмехнулся:

— Твердосплавные сверла? Пластическая взрывчатка? Детонаторы? Ты что, решила сменить юстицию на горное дело?

— Это не шутки, — бросила она ему, его усмешка резанула ее натянутые нервы и привела в необузданную ярость. — Мне на самом деле нужно все это, немедленно, и я не могу тратить время на пустую болтовню. — Если он ей не поможет, в отчаянии подумала она, то она не представляет, что ей еще остается. Если она не сможет добыть перечисленные Мышом вещи — и добыть быстро, — то Винсент погибнет.

А после этого не будет уже ничего. Она не могла думать буквально не могла себе представить свою жизнь с сознанием того, что она никогда его не увидит.

Эллиот пристально смотрел на нее несколько секунд, сопоставляя, как составные части головоломки, написанное на ее лице нетерпение, ужас в ее глазах с тем невероятным списком, который она дала ему.

— И ты ничего не объяснишь мне?

Катрин глубоко вздохнула. Ей пришла в голову мысль, что ей стоило бы выдумать какую-нибудь историю, какой-нибудь предлог, который позволил бы ей убедить этот человека — ведь, кроме всего прочего, дать ей взрывчатку означало серьезное нарушение закона, и, несмотря на все то, что он знал о ней, она могла вести двойную жизнь как террорист. Но, несмотря на то что паника наполнила все ее существо, она просто слишком уважала этого человека чтобы идти на такую дешевую игру.

— Я не могу сделать это, — просто сказала она. — Извини меня… Я прошу тебя поверить мне,

— О том же самом я все время просил тебя. — Повернувшись, он прошел к своему письменному столу, снял трубку телефона и поискал нужный номер в круговой картотеке рядом с ним, под тонкой тканью его сорочки слегка напряглись мускулы спины.

— Я звонил тебе, должно быть, раз пятьдесят, — тихо продолжал он. — Ты всегда так уверена в своей правоте?

Катрин промолчала, потому что сказать ей было нечего — пристыженная и покрасневшая, она не смогла бы найти слов, даже если бы она могла думать о чем-нибудь, кроме Винсента… и уходящего времени… Ей повезло, что тот человек, которому звонил Эллиот, сразу же взял трубку.

— Это Эллиот Барч, — назвал он себя решительным тоном. — Позовите Джека, побыстрее… Джек? К тебе зайдет моя подруга. Дай ей то, что ей нужно. — Он положил трубку, взял чистый лист бумаги и быстро набросал записку. — Джек — ночной дежурный на стройплощадке, — сообщил он ей, избегая смотреть на нее. — Он будет тебя ждать.

Он протянул ей бумагу. Взяв ее, она едва ощутила легкое касание его пальцев. Стройплощадка была где-то на 108-й улице, и она быстро прикинула в уме, удастся ли ей быстро поймать такси в такое время и как скоро она доберется туда… Боже мой, сколько же потребуется времени? Ее внутреннему взору предстал чудовищный образ песочных часов, поверхность песка опускалась…

Она почти бегом рванулась к двери, оставив его стоять за письменным столом. Но потом она остановилась и, несмотря на обуревавшую ее панику, обернулась к нему — такому сильному, решительному, влиятельному, тщеславному — и в то же время красивому. Именно такого всегда желал для нее ее отец… и теперь, в то же время, такому одинокому. Он ничего не спросил. Потому что он все еще любил ее… Ладно, будем надеяться, что однажды он найдет женщину, которую заслужил.

— Когда в следующий раз ты позвонишь мне, — сказала она, — я буду для тебя дома.

Он не ожидал этого — ей даже показалось, что он решил, что больше не увидит ее.