Дмитрий Старицкий - Горец. Кровь и почва

Нарядных гренадеров использовали в качестве грубой рабочей силы. Неча им херней страдать [1] Выражение «страдать херней» появилось среди русского народа в Первую мировую войну, когда косящие от армии получали за взятку диагноз hernia ( лат. грыжа) и соответствующее освобождение от армии. – Здесь и далее примеч. автора. . Здоровые отборные лбы, каждый не меньше ста восьмидесяти сантиметров ростом. А физический труд на свежем воздухе – лучшее лекарство от легкой контузии. Мои немногочисленные рецкие саперы взяли на себя функции бригадиров гренадеров. А там и императорские инженеры подтянулись. И появилась возможность перекинуть на знающего человека должность прораба.

В два бульдозерных отвала и один кран сдвигали большие каменные фрагменты обрушившихся конструкций, остальная бронетехника оттаскивала их в сторону тросами на буксире. Стропальщики из штурмовиков были не ахти, но других-то вокруг и вовсе не находилось.

Еще через час адской работы раскопали парадный обеденный зал.

Император и рецкий герцог были еще живы, хотя и сильно контужены. На их счастье, они отошли за колонну из цельного камня перекурить и пошептаться, и эта колонна, сбив их с ног, упала косо на массивную большую малахитовую вазу, оставив им в завале некоторое жизненное пространство. Повезло… Чего не сказать об остальных, заживо раздавленных, гостях и лакеях. Те же, кто на первом глухом этаже пребывали, вдобавок еще задохнулись от ядовитых дымов шимозы.

По мере разбора завалов трупы гостей сносили на боковую парковую аллею и складывали в ряд согласно списку приглашенных, отдельно от них на другой дорожке – придворных и дворцовых служителей, а также внутренний парадный гвардейский караул. Некоторые трупы были настолько обезображены, что их опознали только по характерным деталям одежды и специфическим орденам входящих в империю королевств и герцогств. Церемониймейстера императорского двора узнали только по позолоченному посоху, который упавший ригель вбил в его тело.

Причина взрыва явственно читалась на обломках охотничьего замка. Экразит. Местами развалины оказались окрашены желтой пыльцой невзорвавшегося пикрина и черными подпалами копоти. Это сколько же взрывчатки заложили, чтобы вызвать такие фатальные разрушения крепкого здания? Кто-то решил действовать наверняка, и чтоб без осечки.

Начавшийся пожар быстро погасили, растащив его и забросав снегом.

Подтянувшиеся вслед за нами гвардейские инженеры готовы были землю есть, доказывая, что боевого экразита на их складах никогда не было. Для полигонных условий им всегда достаточно было аммонала. И вообще, судя по сохранившимся фрагментам, в качестве основной взрывчатки использовали обычный желтый краситель на основе пикриновой кислоты и нитраты для полевых удобрений. В мешках. Фасовка гражданская. А вот инициирующий состав – тротил. А его так просто не купить. Подрыв осуществили по проводам с помощью динамоэлектрической машинки с реечным приводом. Других тут и не изобрели пока. Оставшиеся от взрыва провода нашли достаточно быстро под слоем дерна и раскапывали их почти на километр в сторону от дворца. Причем медные эти провода были не только посеребрены, но и хорошо заизолированы шелковой нитью с битумной обмазкой в несколько слоев. Последний слой был еще и освинцован. Серьезно готовились террористы. Саму адскую машинку не нашли – злодеи, видимо, унесли ее с собой. Остались на месте инициации подрыва только следы от лошадиных копыт, которые зримо уходили на столичный тракт. Ищи-свищи дальше следы на брусчатке. Ловите конский топот, как говорится.

– Морской провод островитян, господин командор, – показал мне ископаемый кусок проволоки с зачищенными концами гвардейский инженер-майор Лебенфорт. – Точно такой же провод островитяне используют для управляемого минного поля в акваториях своих портов. Ему вода нипочем. Может, это вообще были не наши?

– Ага… – усмехнулся я. – Включи мозг, майор. Канавки тут в парке копали и косметику на ландшафтный дизайн наводили тоже моряки с Соленых островов? На виду у всех? В полной парадной форме? Тайно такой объем работ не провести.

Инженер-аристократ совершенно по-простонародному почесал в затылке:

– По крайней мере, господин командор, могу точно сказать, что из гвардейского инженерного городка никого не привлекали для этого. Можно и журналы работ поднять. В том числе и по ремонту инженерных коммуникаций дворца за прошедшие несколько лет. У нас все записано и архивы в порядке.

– Это уже, майор, будете раскапывать не со мной, – сказал я ему, кивнув на подъехавшего верхом к развалинам Моласа в сопровождении небольшой свиты.

Генерал как раз слезал с коня, кинув поводья ближайшему гренадеру. И я поспешил к нему с докладом.

По иронии судьбы император – уже законно избранный Бисер Первый – остался жив и относительно работоспособен. Синяки, шишки и переломанные пальцы не в счет, как и легкая контузия. По крайней мере, разговаривал он здраво.

А вот рецкий герцог Ремидий, который прикрыл собой Бисера, был плох. Ему кроме контузии еще отдавило ноги каменной балкой.

Военные гвардейские врачи разворачивали палатку полевого госпиталя и готовили герцога к ампутации голеней. Иначе они гарантировали ему не быструю, но мучительную смерть от неминуемой гангрены.

– Савва, – позвал меня Ремидий к своему ложу и, превозмогая боль, приказал: – Гони сюда срочно двух нотариусов из города, пока меня еще резать не начали. И позаботься о моих внуках. Они и тебе не чужие. Обещай.

Я держал в ладонях руку герцога, и из моих глаз непроизвольно катились слезы.

– Обещаю, – выдавил из себя шепотом, прямо глядя в его глаза.

Поить себя спиртовой настойкой опия герцог запретил. Терпел. Желал быть в ясном сознании.

Пригнанные на пределе лошадиных сил из города нотариусы – на шестерке мощных рысаков, запряженных в императорскую карету цугом, – в состоянии пребывали ошарашенном, но работоспособном. Пока мои штурмовики отгоняли от герцога хирургов, они составили завещание Ремидия, «пребывающего с ясной головой и в твердой памяти», согласно которому Рецкую марку ему наследовал старший внук, а младший получал автономию в графстве Риест под протекторатом старшего брата. Титулы герцога и маркграфа оставались за старшим. Я сам в случае смерти Ремидия становился регентом герцогства с правами электора до совершеннолетия юного герцога. Прописаны были и ограничения власти регента, налагаемые Палатой баронов в исключительных случаях, а также сама процедура принятия таких ограничений, весьма запутанная и требующая квалифицированного большинства при голосовании.