Дмитрий Старицкий - Горец. Кровь и почва

Мне бы своего герцога домой отправить. В безопасность. В покой.

В холл спустился пожилой огемский писарь, который постоянно дежурил на втором этаже около палаты императора.

– Ваша милость, император приказал это передать вам, – и протянул мне кожаный тубус. – Сейчас он спит, – поспешил предупредить меня писарь, так как я уже дернулся к лестнице.

Внутри тубуса находилось несколько бумаг.

Красиво написанный на пергаменте императорский рескрипт, назначающий барона Савву Бадонверта императорским флигель-адъютантом и офицером для особых поручений при монархе империи. Наконец-то хоть какая-то определенность со статусом моей тушки.

Второй рескрипт наделял меня правами чрезвычайного императорского комиссара, аналогичными тем, которые я имел на Восточном фронте в Ольмюцком королевстве. В том числе и правом внесудебной расправы над изменниками отечества и пособниками врага. В отсутствие фельдмаршала Аршфорта я обладал всей полнотой военной власти над императорской гвардией, любыми армейскими частями, а также гражданскими чиновниками в столичном округе Цебс.

И сам указ о создании Чрезвычайной императорской комиссии, которой временно передается вся полнота власти в стране, пока император лечит свои раны, полученные при подлом покушении на его жизнь. Комиссарами назначены: я, Молас и Аршфорт. Все подписи и печати на месте.

Опять я в ЧК. Принц – простите, император в своем репертуаре. Всегда использует доказавшие свою работоспособность политические технологии до конца. Даже мои пожелания учтены, в генералы меня не пожаловали. Лишнее это.

Когда мы с императором пили сегодня тишком от врачей коньяк, я во второй раз отказался от генеральского чина, мотивировав это тем, что сами же Бисеры меня активно загоняли в Рецию из-за зависти придворной камарильи. Так что я там уже прижился и не хочу покидать герцогскую гвардию. Да и авиационный завод у меня в Калуге остался без присмотра. Не считая других предприятий, в том числе и Тракторный завод, который делает его так горячо любимые танки. Бисер Первый, Срединный император, он же ольмюцкий король Бисер Девятнадцатый моим доводам внял.

Ну вот я и главнокомандующий… черный полковник, мля, криво усмехнулся я своему отражению в большом зеркале в холле «избушки лесника». Взялся за гуж…

«И как же мне быть на такой должности да без мудрых советов покойного Онкена?» – грустно подумалось. Генерал-адъютант ольмюцкого короля Бисера Восемнадцатого старина Онкен лежал в большом леднике изломанным хладным трупом рядом со своим не менее хладным сюзереном. Верность до гроба.

В холл вслед за лесничим, хлопая тяжелой входной дверью, стали заходить штатные егеря охотничьего замка.

– Двенадцать человек, ваша милость, – доложил мне императорский лесничий. – Восемь егерей завтра с утра хоронят родных, погибших при взрыве, и я взял на себя смелость сегодня не трогать их.

О том, что будет дальше, я вообще не думал. Сейчас главное – жизнь и здоровье императора с рецким герцогом. Все остальное потом. Будет день – будет пища. Похоже, в этом я уподоблялся местным мятежникам. Те, как украинские майданутые, уперто били в одну точку: «Убрать Януковича, а там видно будет».

Олеся, как помню, смотря этот майдан в прямом эфире, только за голову хваталась: «Савва, они что там, все под наркотой? Столько времени можно так скакать и дурь орать?» Олеся, Олеся… Красивая веселая хохлушечка. Так и не угостил я тебя грибным супчиком… Теперь уже никогда не угощу. Жена, сын, ясырка, ее дети… Семья у меня. Да и сам я в другом мире. И грибы больше не собираю. Совсем.

Что это я вдруг про Олесю вспомнил и сладкое лоно ее? Да, как всегда, в минуты боевого ожидания мне мучительно хотелось бабу, сбросить напряжение, а жена была далеко, в Реции. Альта тоже. А изменять им мне не хотелось. Вот и блазнится бывшая любовница из другого мира.

Поднялся с топчана. Огляделся при свете слабенького ночника. У противоположной стенки на двух составленных банкетках спал мой денщик Ягр, раскинув длинные конечности и сладко причмокивая во сне. Солдат спит – служба идет. Завидую.

На выходе из особняка облепленный снегом часовой из рецких штурмовиков, направив на меня автомат, потребовал:

– Стой! Двенадцать, – негромко окликнул он меня. – Что отзыв?

– Два, – сообщил я в ответ.

На сегодня пароль был четырнадцать.

– Проходите, командир.

Бдят. Это хорошо.

Пошел, скрипя свежим снегом под сапогами – Ягр привез со станции из нашего эшелона мой багаж с последним обозом (еле-еле они ушли из-под носа мятежных гвардейцев, занимавших станцию, прямо у них на глазах), и я сразу же снял парадную летную форму с ее холодной тонкой шинелью и переоделся в танкистскую, полевую. Она удобнее, да и теплее по большому счету.

За время недолгого командования «железной» бригадой я успел сделать некоторые поправки в зимнюю полевую форму на основании боевого опыта и даже утвердить их у герцога. Все бронемастера при технике ходили в комбинезонах из чертовой кожи, надетых на ватники и ватные штаны. На головах утепленные шлемы с ребристыми амортизаторами. Так что знаки различия я перенес с плеч на петлицы воротника в виде миниатюрных погончиков полевого фасона из серебряного сутажа и золотых звездочек. Только не семилучевых, а ромбических. Это левая петлица. А правая – черная с белой окантовкой и на ней эмблема нового рода войск – скрещенные серебряные пушки, наложенные на золотую шестеренку. В нижнем углу пушечного солтира [2] Солтир – косой крест в геральдике. В русской традиции его чаще называют Андреевским. миниатюрный серебряный череп без нижней челюсти на скрещенных костях. Традиции надо блюсти. У бронепоездов череп и у самоходок череп, только у них черный, а у нас ясный.

В здании кордегардии было не так жарко натоплено, как в «избушке лесника», где квартировали император с герцогом.

Назвав часовому пароль, я прошел в комнату оперативного отдела ведомства Моласа. По ночному времени помещение было пустым. Единственный офицер, моложавый майор с короткой черной шевелюрой и седыми висками, поднял на меня уставшие глаза.

– Господин полковник?

– Капитан-командор, если уж совсем быть точным, – поправил его я. – Доложите обстановку.

– Простите, но я вынужден потребовать у вас показать нам ваш допуск.

Я снял с плеча планшетку и развернул ее. Под целлулоидом лежал указ о создании имперской ЧК и рескрипт о назначении меня императорским комиссаром.

– Этого достаточно?

– Что это? Как в прошлом году в Будвице? – округлил он глаза удивленно.

– Были в Будвице, когда там резвился Кровавый Кобчик? – усмехнулся я. – Именно так, только теперь в масштабе всей империи. Так вы помните, как было в Будвице?