Владимир Перемолотов - Тестировщик миров [litres]

Вместе со всеми я рассматривал фотографии и сравнивал их с планом. Полузакрыв глаза, расставлял мебель с фотографий, заполняя ей пространство ресторана. Когда мебель закончилась, я мысленно пробежался по комнатам, запоминая, что где стоит. Все было понятно. Беспокоило только одно – дверей там оказалось слишком мало… Всего две. Для того чтобы держать оборону, это было неплохо, но нам предстояло не только отстреливаться, но и уйти с места покушения.

Для меня сейчас было более важно, чем для персонажей. Стрелять будут и по ним, и по мне, но с ними-то, даже если попадут, ничего не случится, а вот со мной… Нет. Этого лучше не допускать…

– Ладно. Бог даст, завалим мы его… – подал голос Зебб. – Как нам уходить?

– Путь один. Из Синего зала на кухню. Это тут. – Я нашел на плане кривой коридор, прижал рисунок пальцем. – Из кухни выход во двор…

Палец выехал за нарисованную стену. Другой рукой я вытащил фотографии кухни и двора.

– Во дворе несколько канализационных люков. Тот, который нужен нам, – третий. Его пометят белой краской. Внизу три тоннеля. Наш средний. Тоннель выведет нас к главному городскому коллектору. Уходить будем через него.

– По дерьму? – спросил Кастуро, брезгливо морщась. Эстет… Хотя для человека, играющего на рояле, это и вправду может быть потрясением.

– По? – делано удивился я в ответ и, с удовольствием руша чужие иллюзии, объяснил: – Сквозь!

Совещание закончилось.

Я поднялся, чтобы выйти, и – нежданная радость! – увидел огненное кольцо. Ребята проходили мимо, не замечая его. Господи! Неужели мне повезет? Я впрыгиваю в него, чтобы вынырнуть из игры. Но… Облом. Оно меня не замечает. Я наступаю туда раз, другой, третий, и снова ничего. Что ж… Глупо было после всего произошедшего рассчитывать на успех.

Нечего мне надеяться на чью-то помощь. Каждый сам себе лучший слуга… Подумаю-ка я о чем-нибудь позитивном. Только вот не успел я ни о чем подумать.

Меня захватил вихрь событий, и я словно бы смотрел на самого себя сверху. Вот мы выходим из здания, садимся в автомобиль. Поездка по городу. Встреча с другим автомобилем. Мы пересаживаемся в него и едем дальше. Это они хорошо решили – и время не тратится, и логика не ломается. Вроде как все, что нужно, хоть и не особенно это интересно, – произошло…

…Машина подкатила к «Корчме» около шести часов вечера. Гекча, сидевший за шофера, подмигнул нам и укатил из тишины исторического заповедника, а мы закрутили головами, словно искали номер дома и название улицы. Выбрав наконец один из них, я, подняв футляр с виолончелью, подошел к входу и обратился к швейцару:

– Э-э-э, простите, любезный. Мы из консерватории. Нас просили быть по этому адресу… – Я протянул листок бумаги. – Мы не ошиблись? Это тут?

Швейцар, у которого богатая ливрея фасона XV века, против всякой исторической достоверности, явственно оттопыривалась под мышкой пистолетом большого калибра, оглядел нас.

Глаз у него острый. Наверное, такой же профессионал, как и я. Пауза затягивалась. Взгляд охранника становился все тяжелее и тяжелее. Чем-то мы были для него неясны… Чем?

Я поглядел на Зунду. Черт! Точно! На лице товарища читалось такое здоровье, что никаким роялем не придавишь. Здоровый румянец делал нас больше похожими на артель грузчиков, чем на квинтет музыкантов.

– Документы, – сухо потребовал привратник.

Вот это я одобрил. Мало ли как человек выглядит, может быть, он от рождения такой – главное, какие у него документы. А с этим у нас все было в порядке. Имелся даже пропуск, подписанный директором филармонии, и все печати стояли на своих местах, и секретные значки тоже.

– Инструменты…

Я открыл футляр. Заходящее солнце заблестело на лакированной поверхности виолончели. Бдительный швейцар протянул руку. Я позволил ему коснуться лакированного дерева, но тут же взволнованно предупредил:

– Осторожнее, пожалуйста. Это все-таки третий век до нашей эры…

Швейцар смерил нас взглядом, снова просмотрел бумагу, потом все же махнул рукой:

– Ну-ну, до нашей эры! Проходите. Вам в Синий зал, шутники…

– Это где?

– Вам покажут. Там найдется кому.

…Пока операция проходила без осложнений. Двадцать минут назад товарищи перехватили машину консерватории с настоящими музыкантами. Те оказались людьми здравомыслящими и согласились добром посидеть несколько часов под арестом. Благодаря этому мы смогли проникнуть в «Корчму» для завершения операции.

Синий зал почему-то оказался не синим, а фиолетовым. Он был темнее других залов, мимо которых нас провели. Может быть, оттого, что был больше остальных, а может быть, потому, что освещали его только три маленьких светильника, да и светили они больше на сцену, чем в зал. Из-за этого от дверных портьер до рояля зал наполнял лиловый полумрак, в котором терялись очертания наполнявших его изысканных предметов.

На этом фоне костюмы XVI века, которые нам достались от настоящих музыкантов, выглядели очень уместно. В них чувствовался шарм, благородный дух времени, напоминавший о Великом Прошлом и протягивающий от него мостик в Офигенное Настоящее.

Резные столики, ажурные стулья и гобелены, развешанные по стенам, создавали ощущение торжественной значительности происходящего и причастности каждого из присутствующих к тому самому Великому Прошлому.

Несколько минут мы простояли неподвижно, потом с улицы донесся автомобильный гудок, и очарование минуты рассеялось.

– Чего стоим? – спросил Зунда. – Ноты доставайте…

Показывая пример, он первым начал распаковывать свой баул. Сверху лежала волынка, а под ней аккуратно разместились автомат и несколько мин самого разнообразного предназначения.

Я сам, загородившись роялем, начал распаковывать виолончель.

Инструмент здорово смотрелся в футляре. Там он выглядел как надо – хоть сейчас бери и играй, однако это, как и многое в жизни, только казалось. Задней стенки у инструмента не имелось. То, что называлось виолончелью, как кожухом закрывало два автомата и мешок с разной полезной мелочью: гранаты, патроны, взрывчатка…

Не прошло и нескольких минут, как мы услышали стук множества подкованных сапог – во дворе разгружалась охрана. Президент, по традиции, один в гости не хаживал.

– Приготовились…

Кастуро пододвинул ногой стул и сел к роялю. Зебб устроился у него за спиной с каким-то бубном.

Шум на дворе стал более явственным и уже катился по коридору. В нем слышался и топот ног, и звуки разговоров, и смех. Все это накатывалось на Синий зал.

Кастуро тронул пальцем клавишу инструмента. Тот отозвался восхитительно чистым ля второй октавы. Глядя на него, Зунда тоже начал перебирать пальцами трубочки волынки, но с таким расчетом, чтобы она, упаси бог, не зазвучала. Я видел это все боковым зрением, сосредоточив внимание на входе в зал.