Игорь Соловьев - Перекрестки судьбы. Тропами прошлого

Чтобы отвлечься от этих мыслей, Птица решил сам заговорить с Бронко. Когда они сошлись на маршруте обхода в очередной раз, Сергей негромко спросил:

– Ты ведь родом из Словакии?

Научник остановился, потом жестом предложил присесть на старую поваленную березу.

– Ты сделал такой вывод из особенностей моей речи?

– Нет, я бы не отличил словацкого от чешского. Просто парни из группы о тебе так отзывались – «словак».

– Тогда понятно. Слышал о Братиславе? Это столица словацкого государства.

– Так ты оттуда? Название на слуху, но я там не был никогда. Если честно, я все до сих пор не могу привыкнуть, что нет больше Чехословакии, а есть отдельно Чехия и отдельно Словакия.

– Да? – Бронко заинтересованно поднял бровь. – А тебя что-то связывало с советской Чехословакией?

– Нет, просто учебники в школе были тех еще времен, Союза. Фильмы, опять же, всякие.

– Европа теперь другая. Не такая, как была в холодную войну. Это и хорошо, и плохо. Я видел много плохого. Это нельзя забыть.

– О чем ты?

– Югославия. У вас говорили о ней что-то по телевизору?

– Конечно. Там же война была. Сербы схлестнулись с хорватами.

Бронко покачал головой.

– Череда войн. На последней из них я был, в Косово. Плохие воспоминания. Страшные.

– А в качестве кого ты там был? Случайно застал?

– Не случайно. Оказался в научной группе, мы искали оружие массового поражения у людей Милошевича.

– И не нашли… – констатировал известный факт Сергей.

– Не нашли. Я знаю, как русские относятся к сербам. Знаю, что вы осуждаете действия НАТО. Но вы не знаете всей правды. Там действительно были перегибы, сербские военные и националисты среди них – не овечки. Были случаи геноцида.

– Может быть. Но и хорваты, боснийцы с албанцами – тоже не «овечки».

– Истинно так. Обе стороны наломали дров. А страдали обычные люди. Я видел исход. Ты знаешь, что это такое? Когда огромные толпы испуганных людей: мужчины, старики, матери с детьми, – голодные, с узлами вещей, стоят, сидят, лежат по обе стороны границы. И вздрагивают от каждого далекого выстрела. Боятся каждого человека в форме. И ты едешь несколько часов в колонне, а они смотрят на вас и тянут руки. В надежде получить хотя бы кружку воды для умирающего от жажды ребенка. А у тебя нет. Потому что последнюю свою воду ты отдал еще час назад. Тогда ты думаешь: «Я человек, они тоже, мы в цивилизованной Европе, но почему вот так происходит? Как это возможно?» Непонимание. Боль души.

– Такого я не видел, это верно. Много другого разного было, тоже не сахар. Страдания людей – они везде одинаковые. Что сто лет назад, что сейчас. Но ты прав, в двадцать первом веке, это выглядит более преступно, чем в веке прошлом.

– Более преступно? Я, наверное, не совсем хорошо понимаю некоторые фразы на русском. Но разве бывает «более» или «менее» преступно, когда идет разговор о таких вещах? Преступно – и этого достаточно. Это понятие уже включает в себя саму суть.

Сергей задумался над его словами и признал, что Бронко прав.

– На самом деле, ты, оказывается, умеешь мыслить на русском очень даже верно. – Сергей смахнул с автомата большого крылатого жука. – А речь – это дело практики.

– Русский язык очень непростой. – Научник проводил взглядом улетевшее в ночь насекомое. – Есть люди, которым иностранные языки сложно даются. Английский – другое дело, я его слышу почти с детства. Чешский – тоже хорошо понимаю. Он чем-то похож на ваш, но… как это правильно сказать…

– Отдаленно, – помог ему Сокольских.

– Да. Так. А ты сам не говоришь на «инглише»?

– Увы, нет. Только со школы что-то помню, но этого явно не хватает для общения.

– Жаль, тебе бы это здесь пригодилось.

– Да я и так, вроде, обхожусь. Все при мне на русском говорят, так что все необходимое я понимаю.

– Все ли? – Научник хотел было добавить еще что-то, но словно спохватился и не стал продолжать.

Больше они не говорили. Посидели немного, каждый в своих мыслях, потом поднялись и, молча кивнув друг другу, снова принялись обходить лагерь.

Через некоторое время одна из палаток чуть осветилась изнутри желтым светом. Там кто-то зашевелился, задвигался. Вскоре оттуда вышла заспанная Иева, а по пути к ней присоединился Макс, выбравшийся из палатки напротив.

– Как тут у вас?

– Тихо. Всегда бы так. До самого возвращения. – Сергей размял затекшие ноги и зевнул.

– Хорошо бы. Ладно, топайте спать, будить тебя не будем, набирайся сил. Теперь – твое дело маленькое: отдых и наблюдение, да если Натан о чем попросит по хозяйству.

Сергей кивнул улыбнувшейся ему Иеве, и они с Бронко ушли отдыхать.

Выспаться ему так и не удалось. Из сна его выдернул истошный крик и громыхнувшая через несколько секунд автоматная очередь. Птица резко сел, запутался в темноте в спальном мешке, наощупь отыскивая оружие. Прогремела еще одна очередь, длинная, в пол-магазина. Снова крик.

«Да что там происходит?»

Сергей наконец нашарил рукой ствол и как был, босиком, выкатился из палатки. Следом за ним вылетел Макс.

Сначала Сокольских ничего не разобрал. Рядом с ним шумно дышал Марек, сжимавший в руках «Глок». Возле второй палатки тоже царила суета: один за другим выскакивали люди, сонные, растерянные, но все с оружием.

– Что здесь происходит? – спросил громко Бронко.

И тут раздался жуткий рев. Злобный, голодный, полный ярости, – от этого звука по позвоночнику Сергея пробежал ледяной холод.

Что-то большое и темное мелькнуло на фоне черных кустов, и сноп порохового пламени высветил поднявшуюся на задние лапы, необъятных размеров фигуру. Медведь! Пули из автомата Фреда поразили хищника в упор, но животное, казалось, даже не заметило этого. Взмах лапой – и научник, как набитая соломой кукла, отлетел в сторону. Медведь снова заревел. Сергея обдало волной чужой, сумасшедшей ненависти.

По высокому угловатому силуэту застрочили автоматы Руди и Макса, хлопнул пистолет Иевы. Хищник дернулся несколько раз и, встав на четвереньки, бросился к скоплению людей.

Птица присел на колено и выпустил один за другим все патроны. Словно не замечая выстрелов, зверь настиг Руди и взмахнул лапой. Ученый едва успел отскочить в сторону, однако вскрикнул и выронил автомат. Похоже, хищник все-таки достал мужчину. Медведь приостановился, мотнул своей громадной башкой. Еще с десяток пуль попало в него, вырывая куски шерсти и темного мяса. Зверь сделал еще один неуверенный шаг и грузно повалился на бок.

Сухо прозвучали в воцарившейся тишине щелчки вбитых магазинов. Макс осторожно обошел хищника сбоку, не приближаясь, и несколько раз выстрелил одиночными в голову животного.

Туша была невероятно огромной. Сокольских никогда не видел таких исполинских медведей. Тех, что были в зоопарке, с этим зверем нельзя было даже сравнивать. Шерсть его свалялась клочьями, глаза сочились гноем, на клыках пузырилась пена.