Сергей Клочков - Синдром Зоны [litres]

– Лунь, вы извините… но это я все-таки возьму. – Зотов достал из-за сиденья пневматическое ружье со шприцами.

– Хорошо, Проф. Но тоже, если увидите, то, прошу вас, не цельтесь.

– Целиться в Пенку? Нет, нет, что вы. Это на всякий случай, если там окажется кто-то еще.

И, оставив вездеходы, как всегда, немного позади, мы стали прокладывать дорогу к фермам «Совхоза».

Леса и даже кустарника впереди не было – сплошное плоское поле, ярко-желтое, без единой зеленой точки. Прошлогодняя трава легла широкими, пологими волнами и ощутимо пружинила под ногой. А впереди – водонапорная башня, знакомая по тому рисунку, десятка два деревянных домов в стороне и ветла двойная, в полтора обхвата, за которой зернохранилище с сушилкой. По спине мурашки, нехорошо на сердце, и картинка перед глазами буквально маячит – плащик старый в уголке зернохранилища лежит, из него рука правая боевая, длинная, а под ней – последний рисунок, тот, который мне и переслали во сне. И паршиво от этой картинки навязчивой так, что аж дыхание замораживает.

– Лунь! Лунь… ну, ты чего? – не укрылось от Хип, естественно.

– Жутко мне, стажер, – сказал, правда, ровно, без дрожи. – Думать не хочу об этом, а мысли лезут.

– Она живая, Лунь, прячется просто. Отвыкла от нас, вот и все.

– Стреляли в нее, родная. – Не могу я больше молчать, неправильно это, но тяжко дались слова. – Эта мразь на допросе сказала. Ты приготовься на всякий случай. Просто не знаю точно, попали или нет.

Хип вздохнула резко и шумно. Но промолчала. Глянул налево – закаменело у стажера лицо, побледнела вся, но глаза сухие, сжались в ледяные такие, страшные щелочки.

– Если… если убили, то… хана им всем. Хана. Сама убью. С-суки, – морозным шорохом послышался отчетливый шепот Хип.

– Самой не выйдет. Вместе пойдем, стажер. Второй ствол тебе пригодится уж точно.

Из ближнего коровника медленно вышел зверь. Здоровенный не то пес, не то мутировавший волк, но размером с ирландского волкодава, лобастый, мощный, весь покрытый густым светло-серым мехом с крупными седыми пятнами. За ним, держась чуть в стороне, вышел второй хищник, немного поменьше, но с тяжелой, массивной головой и короткой черной шерстью. Оба зверя молча оскалились, обнажив частоколы зубов.

– Не стрелять, не стрелять! – Я предупреждающе поднял руку, останавливая вездеходы в двадцати метрах от коровника, а в груди уже зазвенела острая, сильная надежда. Она часто ходила с псами Зоны. Они ее слушались.

– Лунь, она живая, она живая… – на быстром выдохе прошептала Хип. – Это могут быть только ее собаки…

И Хип не ошиблась.

Вслед за зверями из темноты ворот вышла Пенка. Известково-белый тонкий лик повернулся в нашу сторону. Псионик оскалился, обнажив острые зубы, и одновременно с этим глухо начали рокотать звери, устрашающе щелкая челюстями.

Не узнала.

Я снял с плеча Хакер, положил на волны травы. Слева от меня то же самое сделала Хип. Я краем уха услышал, как на выдохе матернулся Бонд и громко охнул потрясенный профессор.

– Это мы, Пенка! Мы. Мы пришли помочь…

Ответом был несильный, предупреждающий пси-удар. Сразу же заложило уши пронзительным, сверлящим писком, быстро качнулся в сторону и дрогнул мир вокруг меня.

– Бонд, Проф, в машину, быстро! – не оборачиваясь, жестко приказал я. Убьет ведь. Сварит им мозги. У-ух…

– Лунь! Лунь, друг мой, я не думал, что…

– Проф! Бога душу мать! В машину, лечь и закрыть глаза! БЫСТРО! Бонд, врубай все контуры!

Я обернулся как раз в тот момент, когда Бонд, сориентировавшись, буквально втащил остолбеневшего профессора внутрь и захлопнул дверь.

– Хип, лежать! Вода перед глазами. Быстро! – негромко, но очень жестко приказал я, и стажер моментально подчинилась – сказывается, сказывается опыт долгих совместных ходок, четко знает Хип этот мой тон и правильно его понимает.

« Пенка, родная, это же я. Это меня ты из смерти тащила и по смерти вела, вспомни… »

Второй удар был жестче. По углам зрения вспухли алые молнии, и ватной глухотой разом снесло все звуки мира. В голове лопнуло острой, быстрой болью, да так, что едва устоял, хоть и свалился на одно колено. Зарычала Пенка, громко, яростно, и по-волчьи щелкнула зубами. Боевая правая рука поднялась из плаща и предупреждающе качнулась в воздухе. Блеснул свет на янтарных зубьях ребра ладони. А лицо-то почти человеческое, красивое даже в ярости и одичании, сияет синевой прищуренный правый глаз, а левый, огромный, черный, словно бездна, без остатка глотает дневной свет, и лишь по самому краю горит рубиновый отблеск.

Еще один пси-удар, сильный и жестокий, но пока еще не насмерть, а что-то вроде последнего, крайнего предупреждения. Не битому Зоной бродяге мозги бы уже, пожалуй, все-таки сварило, ну а мы привычные, выдержим. Синдром у нас, значит. Зря меня, что ли, Проф в измененные записал – быстро восстановилось дыхание и расходятся перед глазами багровые занавеси. Надеюсь, вездеход не прострелило.

« Пенка, Пеночка, вспомни нас. Хип. Ты с ней очень дружила, учила общаться разумами… »

И даю образ Хип.

« Веснушки, смех, коса «походная» светло-русая, интонации, руки, голос, взгляд, улыбка. Все сразу в голове, одним образом, мирным и ярким. Ты ее помнишь, Пеночка, ты помнишь Хип из вольных, ты помнишь ее зеленый комбез и нашивки, помнишь, как она с тобой говорила вечерами там, в Зоне? »

Псы, уже в открытую рыча и подняв на загривках шерсть, припав на широкие лапы, двинулись в мою сторону. Громко взвыл воздух, разрезанный стремительным, словно молния, ударом длинной правой руки, и Пенка снова подняла ее, тоже сделав шаг навстречу. И никогда ведь не подумаешь сначала, что у нее такие хищные зубы, хотя и нос, и рот маленькие, тонкие такие, по-своему, по-особенному даже красивые. Не враг я тебе, Пеночка. И я, помотав головой, оглушенный пси-атакой, тоже сделал шаг навстречу псам, показывая открытые, безоружные ладони.

« А вечером, Пеночка, мы разговаривали. Ты охотилась в Зоне, а я слушал тебя, когда ты хвалила вкус свежей, сладкой печени дикого кабана, а твоя стая делила его мясо. Как ты смотрелась в озера Зоны, спрашивая меня, хорошо ли, правильно ли обрезала свои тонкие, пепельного цвета волосы, красиво ли это. А я рассказывал, какое бывает море по утрам и что такое Крым, и мы скучали друг по другу. Помнишь, Пенка? Помнишь умирающего седого сталкера, которого на себе, на своих плечах принесла тебе Хип, и ты вытащила его из смерти? Помнишь? »

Псы подошли совсем близко, и в сантиметре от ладони громко лязгнули кинжалы клыков, обдав кожу влажным жаром. А справа другой хищник осторожно, но цепко ухватил меня зубами за штанину, но, правда, тут же отпустил, после чего зашелся в яростном, клокочущем реве, встав на задние лапы и быстро щелкая челюстями у самого уха.