Мунгит Балий - Партизанская война [СИ]

Сергей настолько устал от смертей, мучений, безысходности и негативных мыслей, что такая картина города, чего-то нового, иного, чего-то отличного от гнили болот и вечных фиолетовых сумерек, рассмешила его. Его сотрясала истерика, а через некоторое время его, десантника, стали душить спазмы, слезы брызнули из глаз, и он не смог остановить рыдания громко, в голос. Кто-то, наверное, подумал бы: «Как баба». Сергей никак не мог остановиться. Жалость к себе настолько поглотила его волю, что он ничего не видел и ничего не слышал.

Ни то, как к нему подошли два кабана с оружием наперевес, что-то рычали ему, почти тыкая копьем в грудь, ни то, что сзади кабанов его разглядывал ЧЕЛОВЕК!

Человек?! Эта мысль отрезвила его! Перед ним стоял человек! Он был в длинном, черном, как будто только что выглаженном плаще, из-под ворота ослепительно белым сиял ворот рубашки. Он смотрел на Сергея с любопытством, но на правах хозяина, скрестив на груди руки.

Затем по его голове был нанесен настолько сокрушительный удар, что Сергей почти молниеносно и безболезненно потерял сознание.

Очнулся он где-то в темноте, на каменном полу.

Ощупав все вокруг, он обнаружил себя в какой-то тюрьме. Три каменные стены и классическая металлическая решетка в четвертой замыкали гостеприимство.

Где-то невдалеке он услышал стон! А затем хриплые всхлипывания! И каким-то чувством, по-другому он бы не смог узнать, он понял — это был детский плач.

Сергей заорал что есть мочи: «Пацаныыы! Пацаны, это я, Сергей!».

После недолгой паузы он услышал плач и возгласы ребят. Из глубины с разных сторон стали слышны хриплые ослабленные голоса ребятишек, с которыми когда-то, «очень давно», он пошел в мирный поход, взяв на себя ответственность за их жизни.

Лязгнули засовы, заскрипели петли подвальных дверей, из глубины коридоров появились отблески факелов. Одну за другой открывали двери тюремных помещений, и от первых вскриков ребятишек у Сергея по спине прошел холод, он лихорадочно стал дергать металлические прутья и бешеным криком звать охрану, чтобы вместе с ними забрали и его. Ему открыли и пинком огромного сапога ударили в живот. Пока Сергей ловил ртом воздух, его ловко развернули и влили ему в рот какую-то жидкость, от которой у Сергея потемнело в глазах, болью скрутило желудок. Он кашлял в надежде выплюнуть яд, но вместо этого погрузился в оцепенение, его тело скрутило судорогой, а через минуту все прошло. Прошла боль, и он услышал рычащие звуки, но в них он обнаружил понятные слова.

— Очнулся, щенок? Идем, боги будут говорить с тобой, возможно, ты увидишь рассвет Харма, — это ему говорил огромный кабан, держа его за шею. — Малец, ты не будешь дергаться, если я тебя отпущу?

— Нет, — Сергей покрутил головой, оглядывая новое помещение. С четырех сторон в просторной комнате горели факелы, в проеме двери стоял еще один кабан, держа в руках оружие и веревку. Его связали, туго обмотали вокруг тела до колен, оставив свободными лишь голову и часть ног, для того чтобы он мог передвигаться. Его повели наружу, длинные коридоры, лестницы, переходы казались нескончаемыми, несколько раз он падал, его рывком поднимали и вели дальше, и, уже подходя к очередному проходу, Сергей увидел свет. Они подошли к выходу. Это был сиреневый отсвет на черном небе зарождающейся зари. За нагромождением нелепых кубических зданий поднималось что-то зловещее, фиолетовое, огромное. Они еще некоторое время стояли. Кабаны как свежий воздух вдыхали этот сиреневый свет, их мохнатые пятаки подрагивали, маленькие глазки щурились от умиления.

Наконец главный их окликнул, разбудив от созерцания зари, и указал на площадь внизу.

Очень крутая каменная лестница спускалась к черному постаменту, у основания которого на коленях, склонившись, ожидали чего-то трое ребят.

У Сергея комок встал в горле. Где-то он видел эту сцену, в каком-то кино. Примерно так выглядели площади, где кого-то казнили… Казнили?!

Сергей задергался, пытаясь ослабить веревки, но кабан, который был ближе, не обращая внимания на его попытки, ухватил его за плечи и закинул на свое плечо, крепко обхватив его ноги. Они быстро зашагали вниз к постаменту, и уже через минуту его как куль бросили рядом с ребятами.

Когда Сергей, не обращая внимания на боль, развернулся в сторону ребят, он издал такой крик, или это больше напоминало вой раненого волка, что ребята испуганно отшатнулись! Сергей орал вверх и в стороны, вертя головой, дергаясь:

— Кто?! За что?! Пацаныыыы!

У ребят вместо глаз чернели обожженные проемы. Они были обриты, и по всей голове и на лице были вытатуированы какие-то геометрические рисунки.

Сергея оглушили ударом, и очнулся он уже привязанным на столбе, глядя на прикованных на постаменте ребят. Их из какого-то мешка посыпали кабаны каким-то мерцающим, искрящимся порошком.

За всем этим невозмутимо наблюдали несколько тощих, хорошо одетых темноволосых парней.

Фиолетовое огромное «светило» уже почти вышло из-за зданий на горизонте. И стало понятно, откуда исходил такой свет. Два диска, как восходящие луны, из-за огромного фиолетового гиганта светили, обрамляя черноту.

Всю площадь занимали абсолютно одинаковые, примерно одного возраста, отливающие чернотой и блеском, с белыми воротниками рубашек, на вид равнодушные темноволосые мужчины. Кабаны, волколюди занимали все пространство сзади, чуть на расстоянии, заполняя все улицы и проулки.

Сергей понял — здесь творят какой-то немыслимый ритуал. Он тихо рычал, наполняясь злобой и суровой решительностью.

В течение всех последующих событий он ни разу не изменился в лице, не поменял тональность звука, ни на секунду не снизил напряжение во всем теле. Он всем сердцем наблюдал, впитывал все, что происходило, мечтая о последующей собственной смерти, для того чтобы начать действовать. Каждую клетку своего тела, каждую мысль он наполнял местью, силой убивать! Теперь он выбрал себе имя — «Уничтожитель»! Каждый удар сердца твердил как мантру: «Я уничтожу весь ваш гребаный мир!».

Когда вместе с ребятишками кабаны засыпали весь квадрат постамента, все — и кабаны, и темноволосые — сошли с него, и, пока фиолетовое светило не вышло полностью, все стояли молча, замерев.

Затем один из темноволосых поднял руку и что-то тихо произнес. По толпе кабанов прошел ропот, и сначала медленно, затем громко, а через некоторое время все пространство города, как удары, заполнило скандирование: «Харм! Харм! Харм!»

Темноволосый, тот, кто поднял руку, направил в сторону постамента ладонь, и в ней медленно разгорелся искрящийся сгусток голубого огня и, оторвавшись он, медленно полетел к рассыпанному искрящемуся порошку.

Фиолетовый с голубым огонь разгорался медленно, но уверенно. Когда он добрался до ребят, их крик перекрыл скандирование, но ненадолго, скандирующие в неистовстве орали громче и громче! Фиолетовые струйки дыма заполняли все пространство над квадратным постаментом, но при этом не выходя за невидимую кубическую грань.