Роман Афанасьев - Возвращение Ночного Охотника

Алексей прыгнул ему навстречу и попал под град ударов, напоминающих пушечные выстрелы. Противник больше не защищался, не блокировал контратаки охотника, он упрямо пер вперед как танк, выстреливая вперед своими крепкими кулаками, словно кузнечными молотами. Кобылин, едва успевавший уворачиваться и отводить ладонями атаки противника, успел пару раз ответить. Прямой в челюсть, сбоку в ребра над сердцем, локтем снизу по зубам. Противник словно не замечал касаний, хотя кости исправно хрустели и поддавались под кулаками охотника. Кобылин знал, что его удары достигли цели — вот только это ничего не меняло. Убийца наступал, осыпая его градом ударов, как робот-боксер, дорвавшийся, наконец, до финального раунда.

Ребра Алексея похрустывали при каждом движении. Левая рука плохо сгибалась, а пальцы на правой, вывернутые в обратную сторону, не складывались в кулак. От удара, мазнувшего по скуле, перед глазами поплыли серые пятна. Кобылин пятился, уйдя в глухую оборону.

Внезапно он осознал, что его движения уже не так быстры и точны как пару минут назад. Ничего, казалось, не изменилось. Но он чувствовал, как теряет контроль над своим телом — словно какая-то прокладка между ним и реальностью замедляла его реакцию на происходящее. Немного, на доли секунды. Но этого хватало, чтобы начать проигрывать.

Алексей уже не успевал отвечать на удары, больше уворачивался, чем отбивал, и отступал, отступал, отступал. Он чувствовал, что замедляется, но не мог понять почему. И знал, что через пару секунд упрется спиной в стену. Нужно было уходить с линии атаки, увеличить дистанцию, оторваться от противника. Но убийца не давал ему и шанса, он продолжал атаковать, осыпая охотника ударами с неутомимостью и скоростью недоступными простому смертному.

Увернувшись от очередного выпада, Кобылин отшагнул в сторону — всего на долю секунды позже, чем нужно было. Тяжелый кулак киллера зацепил его плечо, развернув тело. Второй удар пришелся в бок, отшвырнув Алексея к стене, в которую он влепился лопатками. И следующий удар пришелся в скулу.

Это было похоже на аварию — словно он, сидя за рулем, на полной скорости влепился в столб. Перед глазами вспыхнули яркие пятна, картинка дрогнула. Алексей вскинул руки, закрываясь от следующего удара, но они уже плохо слушались. Слишком медленно. Их отшвырнули в сторону, небрежно и легко, как тонкие прутики. А новый удар пришелся прямо в голову.

Мир окрасился багряным светом. Алексея словно выбросило взрывом из разбитой машины и хлопнуло о землю. Тело уже не слушалось, руки и ноги беспорядочно содрогались, а крик замер в горле.

Киллер взмахнул рукой еще раз, и еще, спокойно и размеренно вышибая дух из оцепеневшего Кобылина. Последний удар швырнул его спиной на стену, и неподвижный охотник сполз по ней на пол, рухнув на рубчатый металл грудой тряпья.

Перед глазами плавали красные пятна, тело не слушалось, но он умудрился посмотреть вверх. Убийца стоял над ним, сжимая кулаки, смотрел в лицо — холодным равнодушным взглядом, в котором не было и намека на ярость или злость. Он был похож на робота, выполнившего свою программу.

Кобылин попытался шевельнуться, но мир вокруг завертелся и он начал проваливаться куда-то вглубь черного колодца, навстречу вопящему хору потерянных душ. Охотник попробовал вынырнуть, рванулся вверх, стараясь придти в себя. Но неожиданно, та самая мешающая его движениям прокладка, обрела плоть. Она превратилась в серую стену, уплотнилась и отрезала Алексея от собственного тела.

Вращаясь в пузырящейся тьме, Кобылин закричал от ужаса, но его тело не издало ни звука. Он чувствовал, странный серый ком, обретая плоть, скользнул вверх, поднимая за собой из черного кипящего колодца нечто плотное и осязаемое. Когда эта тень скользнула из-за плеч Кобылина, его обдало кипящей яростью — той самой, которую он недавно ощущал в себе. Тень поднялась выше Кобылина, опускавшегося в темный водоворот, застилая его взгляд, и заняла его место. Алексей увидел — словно в далеком окне — как медленно удаляется плотная фигура киллера в грязной рубашке. А потом он услышал, как его губы, сами по себе, издали короткий смешок.

Григорий стоял за жигуленком, положив огромные ладони на белую крышу машины. Он был неподвижен, как скала и не отрывал взгляда от бронированного фургона инкассации, закрывавшего собой вход в банк. Борода оставался спокойным и собранным, потому что уже давно шагнул за ту грань, когда переживания что-то значат. Координатор чувствовал, как мир медленно меняется, а он не способен повлиять на поворот огромных колес судьбы, перемалывающих все на своем пути. Все решится сегодня — так или иначе.

Он верил в судьбу. Знал, что многое предопределенно. Что миллионы нитей сплетаются в единую жилу. Твердо знал, что толковать предсказания можно десятком различных способов. И надеялся, что имея под рукой острый ножик, нити судеб можно подправить, если не бояться сделать еще хуже, чем сейчас. И весь вопрос сводился к одному — насколько прочна его вера в то, что этот маленький острый ножик существует на самом деле и шлет ему странные смс.

Из свинцовых туч начал капать мелкий дождик, больше похожий на брызги от городского фонтана. Холодный ветер пронесся по улице, скользя между брошенных у входа в банк автомобилей. Дорога пустовала — за все время лишь пара машин проскользнула мимо Бороды, — торопливо, с опаской, словно животные спешащие укрыться от надвигающегося урагана в надежной пещере. Приближалась гроза. Григорий чуял ее — всем телом, каждой клеточкой своего стареющего тела, повидавшего немало на своем длинном веку. Грузный старик, рожденный с примесью человеческой крови, знал — чтобы он сейчас ни сделал, гроза разразится все равно. Этого не избежать. А переживут ли они неминуемый удар молнии — это он скоро узнает. Сам.

Когда рядом взревел очередной двигатель, Борода не дрогнул. Лишь медленно повернул голову и спокойным взглядом проводил темно-синюю «Ниву», промчавшуюся по улице и резко притормозившую у черной «Ауди» оборотней. Машина от колес до крыши была заляпана рыжей грязью, но даже грязные стекла было видно, что салон забит людьми. Гриша расправил плечи и бесстрастно, с оттенком фатализма, скрестил руки на груди. Он догадывался, что без них дело не обойдется.

Дверь водителя со скрипом распахнулась, и на дорогу выпрыгнул молодой парень, почти мальчишка. Высокий, широкоплечий, отчаянно кудрявый. Когда-то он был тощ, как щепка, но за последний год прибавил в весе и сейчас походил на юного атлета. На нем была зеленая армейская куртка, клетчатая рубашка и широкие синие джинсы, по колено забрызганные все той же рыжей грязью. Под мышкой топорщилась кобура.