Роман Афанасьев - Возвращение Ночного Охотника

Борода застонал, отгоняя воспоминания. Не сейчас. Почти сотня лет кровавых конфликтов, выживания, войн и революций. К чертям. Сейчас не до этого. Все шло так хорошо. Пока не развалился чертов Орден. Нет, не так. Пока настоящий Орден, многие годы служивший площадкой для разбора конфликтов разных рас, не прогнулся под Западные Семьи, пытавшиеся выжить в новых условиях. И новые директора обратили внимание на восточное отделение, ставшее слишком самостоятельным. А уж тогда и понеслось оно по трубам. И вот, к чему мы пришли.

С неожиданной яростью Борода закусил губу, пытаясь изгнать из своих мыслей образ Кобылина, укоризненно глядящего на него. Прочь! Было сказано — не привязывайся к охотникам! Их век короток. Они лишь бойцы, пехота, идущие грудью на пулеметный огонь, смертники, закрывающие своими телами мирных людей. Но Кобылин… Чертов пацан так глубоко запал ему в душу. Было в нем нечто такое, совершенно неуловимое, навевающее воспоминания о днях собственной молодости. Гриша, как полукровка, следовал традициям, и в жены брал только людей — путь в семью Серого Братства был ему заказан. Детей у него не было и не могло быть. Но если бы были…

Ты старый прожженный циник — подумал Гриша в отчаянной попытке избавиться от чувства вины. Ты видел сотню таких мальчишек. Две сотни. Три. Они все были хорошими, добрыми, храбрыми, самоотверженными. Но не было ни одного такого упрямого, по-настоящему упертого, способного идти к цели с каменным лицом, когда все уже кончилось, когда битва проиграна, когда мир превратился в ад и ступать приходится босыми ногами прямо по угольям.

— Черт, — выругался вслух Гриша. — Соберись, тряпка!

Словно отзываясь на его слова, рядом, за стеной, раздался шорох. Насторожившись, Гриша повалился набок, пытаясь пристроить ухо к шершавому бетону. Да. Там. Тихое пошкрябывание. Маленький зверек что-то роет. Крыса. О, пусть это будет крыса!

Повалившись на пол, Гриша прижал губы к грязной побелке и тихо загудел. Потом зашипел. Начал тихо цокать языком, выстукивая общие фразы языка подземников. Крысы знали эти звуки. Все эти твари, так или иначе, знали о своих огромных братьях, бывших для них и родственниками и хозяевами, а порой и полубогами. Эти щелкающие звуки были волшебным языком. Для крыс.

Шорох за стеной прекратился. А потом раздался снова — рядом, почти у самой щеки Григория, скорчившегося на полу.

Слипшуюся от крови бороду координатора раздвинула косая ухмылка. Прикрыв глаза, он продолжал издавать тихие звуки, вбивая в крохотную крысиную голову мысль о необходимости срочно найти своих богов.

Огромные ворота в глухой стене здания наводили на мысли о средневековом замке. Но когда к ним подкатил огромный черный джип, наверху вспыхнула вполне современная зеленая лампочка, сигнализируя о готовности. Большие серые створки разошлись в стороны, и джип бесшумно втянулся в темный туннель. Следом за ним скользнула вторая машина — вытянутая, гладкая, абсолютно черная, напоминающая стремительного морского хищника.

Автомобили спустились вниз по винтовому пандусу и остановились на краю подземной стоянки, прямо между двумя приземистыми кургузыми броневиками с надписью «Инкассация».

Йован выбрался из джипа первым. Захлопнув за собой дверцу, он направился к единственной освещенной двери в дальней стене. За его спиной лязгнул металл — это выгружался первый отряд, вернувшийся с операции. Йован не обернулся. У бойцов был собственный протокол действий, которому они были обязаны следовать. А у него — свой.

У стены он остановился, одернул свою изорванную когтями вампира одежду, приложил к кнопке вызова пластиковую карточку. Двери, опознав код с высоким приоритетом, призывно распахнулись. Йован зашел в лифт, равнодушно взглянул в зеркальную стену, на свое отражение, и приложил карточку к ридеру под кнопками. Те разом вспыхнули алым, и лишь последняя, самая верхняя, зажглась зеленым.

Лифт мгновенно захлопнул двери и резко стартовал вверх, словно спеша поскорее избавиться от своего пассажира. Йован застыл напротив закрытых дверей, не шевелясь и даже не дыша — как механизм, который временно выключили. И он не двигался до тех пор, пока лифт не остановился, и двери не распахнулись.

Он шагнул вперед, едва перед ним открылся проход и вышел в большую комнату, отделанную бежевым мрамором. Она была идеально чистой — каменные стены, на полу светлый ковер, под потолком светильник. Больше в ней не было ничего. Только две двери — справа и слева. Обе железные, тяжелые даже на вид. Йован без тени сомнения направился к правой, приложил карточку к ничем не примечательному пятнышку на гранитной стене. Щелкнул замок и Йован с заметным усилием потянул дверь на себя.

За ней оказался еще один коридор. Его стены и пол так же были отделаны мраморными плитами, но здесь уже виднелись признаки жизни — на полу расстилалась багровая ковровая дорожка, на стенах висели фотографии жизнерадостных людей, пожимавших друг другу руки, а под потолком красовались небольшие, но очень изящно собранные из тысяч стеклянных осколков люстры.

Йован быстро прошел по дорожке в конец коридора, остановился у самой большой двери. Большие створки были сделаны из темного дерева, украшены резьбой, а большие ручки сияли золотом. Скорее всего — не настоящим, но выглядевшим очень натурально.

Здесь он задержался — всего на минуту, дав охране время рассмотреть его в объективы камер. А когда дверь приоткрылась, Йован вошел.

Это был небольшой зал, можно сказать — приемная. Богатая отделка, кожаные диваны, разлапистая люстра, окно, забранное бархатными шторами, большой полированный стол — все это Йован видел и раньше. Он знал, что настоящий кабинет располагается по соседству — за скромной дверью, видневшейся в дальнем углу. И так же знал, что туда ему вход запрещен.

За столом, в кожаном кресле сидел Якоб. Руки он держал на столешнице, сцепив пальцы в замок. И пристально смотрел из-под кустистых бровей на вошедшего Йована. На своего лучшего бойца. На идеального киллера, служившего Семье.

— Проходи, — сказал Якоб, похрустывая пальцами. — Садись.

Йован беззвучно подошел ближе, опустился в свободное кресло напротив советника князя и замер, ожидая распоряжений.

Якоб, все еще хмурясь, внимательно изучил дырявую рубашку и разорванный пиджак, потом откинулся на спинку кресла и разжал кулаки.

— Проблемы? — спросил он.

— Никаких, — ровным тоном отозвался Йован. — Я готов сделать доклад.

— Я слушаю, — мрачно произнес советник. — Начинай.

Йован чуть повернул голову, словно прислушиваясь к едва слышным шорохам.

— Князь? — спросил он.

— Сейчас он занят, — откликнулся Якоб.