Дмитрий Смекалин - Лучший друг големов [litres]

Особо по поводу случившегося я не переживал. Возможно, будущие историки и будут гадать, кто такой был Накула Апати Индрасур и в какое время он правил могучей империей (не знаю какой). Нехорошо, конечно, коллег мистифицировать. Но записки с извинениями рядом оставлять не буду. Вдруг ее не далекие потомки найдут, а в обозримом будущем? Да и мало ли подобного случалось в истории? Взять того же нумизмата и резчика печатей Джованни Кавини, жившего в шестнадцатом веке в Падуе. Знаменит тем, что резал новые штемпели по старым монетам и чеканил подделки, так что во многих музея мира сейчас вместо оригинальных монет хранятся его «падуанки», как их прозвали. Это я в книге Г. А. Федорова-Давыдова «Монеты рассказывают» прочитал. Так что моя шутка – еще из разряда невинных.

В свой кабинет вернулся полный впечатлений.

На следующий день приступил к операции по изъятию из подсобки найденных ценностей. На самом деле, если подавить стереотипы мышления, вынести что-либо из архива для меня было несложно. Проблема была в том, что вынести хотелось многое, а люди благородного сословия, увешанные сумками, по улицам не ходят. В этом случае за ними багаж слуги несут. Мне же привлекать кого-либо к переносу тяжестей от дверей архива до собственного дома было как-то совсем не в кассу. Бессловесную лошадь тоже не привлечешь, по территории королевского замка верхом могут разъезжать только те, кому положено. Конногвардейцы всякие. Вельможи в каретах проезжают.

В результате купил я себе этюдник максимально большого размера и стал по утрам, до прихода в архив, делать зарисовки королевского замка с разных сторон. Как я говорил, рисую я относительно неплохо, так что эскизы даже довольно симпатичными получались. Немного необычное увлечение для барона из Пограничья, но и ничего предосудительного в нем нет. Тем более что я свои рисунки дежурному на входе показал и заодно имел с ним довольно долгую беседу на тему истории замка и красоты его видов. Так что тот очень стеснялся, когда стал объяснять мне, что с такими «чемоданами», как мой этюдник, внутрь архива ходить не положено. Я не стал спорить и попросил принять мое имущество на хранение до вечера. За серебряную монету (а она – за беспокойство). Естественно, получил согласие, и мой этюдник был торжественно помещен на полку за спиной у дежурного.

Днем я прихватил некоторую часть трофеев из кладовки с расчетом, чтобы они влезли в этюдник, в котором большую часть места занимала коробка, якобы с красками, а на самом деле – пустая. Самый минимум необходимых красок был уже нанесен на палитру. Как же я рисовал? В основном дома, по фотографиям, которые я заранее (и незаметно) сделал во время своих прогулок.

Расписание смен дежурных на входе я изучил достаточно подробно, равно как и поведение каждого из архивариусов. Никакой охраны здесь не было, одни и те же служащие работали с архивами и сидели на входе. Народ был в основном в годах, так что, когда я, оставаясь незаметным, так как находился еще за углом, усыпил дежурного с помощью «здорового сна», ничего необычного на вахте не произошло. Разве что при моем приближении дежурный не проснулся, и я спокойно поместил принесенные артефакты в этюдник за его спиной.

После чего уже сыграл ему «силу жизни» и слегка кашлянул. Этюдник я уже держал в руках.

– Не хотел прерывать ваш отдых, но сегодня я решил уйти немного пораньше.

Я говорил самым дружелюбным тоном, даже с легким сочувствием, но архивариус все равно смутился.

– Ничего страшного, – остановил я его порыв, – взять с полки этюдник для меня было несложно. Спасибо, что сберегли его в целости и сохранности.

Добавлять еще монету я уже не стал. Было бы странным, ибо не за что.

Подобную операцию я повторил несколько раз. Вариации были только в том, когда конкретно я усыплял текущего «вахтера» и загружал этюдник. Пару раз я оставлял намеченные к выносу артефакты в пакете в коридоре за углом (убедившись, что никто не собирается сюда приходить), давал возможность дежурному подать мне мои вещи, благодарил его монетой и выходил. «Здоровый сон» на него я насылал уже из-за двери, после чего быстро возвращался, загружал этюдник и снова выходил на улицу. В этом случае я предоставлял усталому труженику проснуться самому когда-нибудь позже.

Был среди архивариусов совсем древний старичок, который спал на вахте весь день и без моих заклинаний. В знак уважения к его сединам я позволял ему не вскакивать и возиться с моим этюдником, а ставил его на полку и забирал при выходе самостоятельно. Но монету все равно давал. Так вот этого старика я усыплял еще в середине дня и заранее загружал этюдник предназначенным к выносу добром.

Таким образом, за неделю в подсобке стало значительно меньше вещей. Все под ноль я выносить не стал. Надо и будущим исследователям оставить хотя бы некоторое количество из хранившихся здесь образцов и инструментов. Но и себе выбрал неплохой набор, а в ящике с краской оставил полупустые баночки, переместив их содержимое в новую посуду.

По моему рассказу может сложиться впечатление, что я только и делал, что бродил по минус первому этажу королевского замка, а остальное время готовился к этим походам. И да и нет. Исследование того, что стало с древним комплексом Ушедших, было моей основной задачей, но решал я ее не круглосуточно. Собственно, в архив я ходил как на работу. Причем рабочий день у меня получался по земным меркам укороченным. Это у архивариусов он был часов девять-десять в сутки, но открыт для посетителей архив был гораздо меньшее время, часов семь. И если приходил я почти к открытию, то уходил несколько раньше, чтобы меньше пересекаться с остальными «исследователями». К тому же приходил не каждый день (хоть и платил за все), чрезмерная одержимость со стороны аристократа выглядела бы подозрительно. Я и так расположил к себе всех архивариусов, которые умилялись, что барон из Пограничья может тратить свое время в таком скучном месте и вообще может стремиться к знаниям по истории и юриспруденции. И быть таким вежливым.

Для меня это было самым трудным. Как я говорил, артист из меня неважный, так что разговаривать с работниками науки, каждый из которых был как минимум вдвое меня старше, свысока давалось мне с трудом. Но я старался: при встрече снисходительно похлопывал собеседника по плечу, иногда даже за ухо потрепать получалось. В разговоре мог резко оборвать, а иногда даже нахамить. Хотя мои собеседники, похоже, воспринимали все это как отменную баронскую вежливость…

Вечера же у меня были свободны, и, дабы совсем не выпасть из образа, приходилось развлекаться. Не буду врать, что делал это через силу. Я нормальный человек, работа меня увлекает, но отдыхать я тоже люблю. Вопрос в том, как отдыхать. Пьянки, мордобои (вариант – дуэли), сплетни и пустое хвастовство меня не интересуют. Особенно когда описываемые подвиги совершенно нереалистичны, а тематика весьма убога. Так что кабаки я предпочитал посещать только те, где вышибалы следили за порядком. В основном среднего уровня и выше. Дороже, но в деньгах я пока недостатка не испытывал. Впрочем, в самые модные места и аристократические салоны я не лез. Во-первых, туда не попадешь без приглашения, а во-вторых, не было у меня цели делать приличную молодому дворянину карьеру в столице. Этот образ у меня только на время. Я все-таки надеюсь как минимум вернуться к целительству. И вообще расти как маг и исследователь, а не как чиновник или военный служака. Так что искать подходы к местному дворянству от имени барона из Пограничья мне было не нужно, а сами они меня к себе не больно-то и звали.