Валентин Февраль - Шиш вам, а не Землю! [СИ]

В то время как биоторпеда приблизилась к Придуркину, со склонившимся над ним динозавром, Придуркину оставалось жить лишь считанные секунды и разведчик приготовился достойно встретить смерть в лице, а вернее в морде ужасного ящера. И в этот самый момент стремительный ддзеги с каким-то невероятным чмоканьем вошёл в тело огромного ящера, пробил его насквозь и, распугав по пути любознательных птеродактилей, умчался дальше. То есть, искать себе следующую жертву.

Испустив дух, на этот раз окончательно, ящер рухнул на землю, а Кондратий, так и не понявший произошедшего, громко вопросил:

— Семёныч, твоя работа? Ну, ты, блин, и даёшь!

Но Семёныч ему не ответил, потому что был сейчас майор далеко и залечивал своё искалеченное тело. То есть, лечил растяжение сухожилий в плече проверенным и надёжным народным средством.

— Лекарства всегда принимаются в строго дозированном виде, — пыталась образумить Рифма залечившегося в конец майора, проявлявшего к тому же такие признаки аллергии к выбранному им виду лечения, как нетвёрдость движений, пошатывание и заплетающийся язык.

— У каждого своя доза, проверенная жизнью, — философствовал майор. И такая философия являлась признаком того, что майору требуется промчаться на «Скользком» то ли в открытом космосе, то ли в атмосфере планеты, чтобы проветрить, как нельзя лучше, свои мозги. — Послушай детка, — обратился он к Рифме, — не слетать ли нам на Пирегойю или как там её, твою планету. Надаём под зад пинков этим учёным, что свернули целую вселенную сдури. — Майор обвёл мутными зрачками помещение, потом заглянул зачем-то в дыру, проделанную ддзеги. — Жаль, конечно, что Кондратия больше нет в живых. Погиб, так сказать, геройски в желудке твари, защищая жизнь своего боевого командира. Если бы не ты, — он ткнул пальцем в грудь девице, — я бы показал этой крокодилихе, что съела моего напарника!

— Что бы ты ей показал? — заинтересовалась девушка. — У тебя есть, что показать? Чтобы ты своим штык-ножом сделал пятитонной громадине? Да эта «крокодилиха», — передразнила она майора, — раздавила бы тебя, как клопа, не будь меня с моей «летучкой» рядом.

— Может быть, ты и права, — кивнул Середа. — Но не должен разведчик бросать друга в беде.

— В беде? Или в животе?

— В данном случае эти слова синонимы.

— Вот и был бы ты ещё одним синонимом своему полупереваренному сослуживцу, — злобно прошипела девка. — Я тебя, можно сказать, спасла от верной гибели, а ты ерепенишься. Может тебя назад отправить? — Внезапно поинтересовалась она. — Тогда вперёд. Становись на «летучку» и нажимай на газ. Лети к своему динозавру.

— Как ты считаешь, Кондратия ещё можно спасти?

— Думаю, вряд ли. Хотя всякое может быть. Помнится, в прошлом году здесь проглотили одного профессора. Слава богу, он был в скафандре. К тому же с месячным запасом кислорода. На исходе 29-го дня с момента нахождения его в желудке рептилии, хищника подстелили. Так представь себе изумление охотников, когда из распотрошённого чрева вывалился живой и практически невредимый старичок-профессор. Позже этот учёный человек рассказывал своим коллегам, что ему ужасно повезло, что в течение целого месяца ему представилась возможность наблюдать работу кишечника животного в непосредственной близости от самого кишечника, а вернее в нём самом. А вскоре профессор тот ушёл в джунгли, чтобы снова стать проглоченным. И с тех пор его не видели.

— Презабавная история, — улыбнулся Середа, в задумчивости наливая из шланга в бокал, и не замечая того сам. — Возможно, Кондратий тоже выжил и мается сейчас в тонкой кишке ублюдка, так как не может протиснуться сквозь неё.

— Вполне может быть. А может быть, и нет, — шмыгнула носом девица.

— Как бы там ни было, но совершенно не лишним будет, если мы поищем агента, — сказал Середа. — Разведчик он не плохой. И, если уж умер, похороним, как положено. Тихо и без лишней шумихи. То есть, секретно.

Между тем Кондратий и сам уже вваливался в замок через дыру, проделанную ддзеги в стене гостиной.

— Ну и козёл же ты, Семёныч, — сказал Кондратий, проводя рукавом под носом и громко шмыгая. — Я там, можно сказать, нехилое сраженьице устроил, а ты здесь с тёлкой загулял. Совести у тя, Семёныч, вот столько! — показал Кондратий. — А сколько выпить у тя, Семёныч? Изнервничался весь я.

Семёныч, а вместе с ним и Рифма несколько минут стояли, словно парализованные, и такое их шоковое состояние можно было объяснить лишь тем, что мысленно они уже похоронили Кондратия, закопали его и дали залп из всех имеющихся в их воображении орудий над могилой смелого агента. Они, ведь, не ожидали, что можно выбраться благополучно из желудка гигантской рептилии.

— Ты… это… откуда? — судорожно сглотнул майор.

— Говно дело, Семёныч, — сказал Кондратий. — Завалил я этого ублюдка. Только вот не пойму, хоть убей, одного. Вроде бы вначале ничья была. А потом — бац! И лежит гадина на земле. А в грудняке его вонючем дырка сквозная. И весь он такой из себя ни дать, ни взять скворечник по осени! Почернелый и дырявый.

— Осени, весне! — оборвал Кондратия бывалый разведчик, наконец, обретя дар речи. — Ты что, поэт недоделанный? А ну рассказывай, как всё было. Как ты из его пуза вылез? Мы то уж тебя тут оплакивали, — покосился Семёныч на ёмкость с абсентом. — Докладывай, как положено, не то из тебя дух вышибу, — сжал кулак он, но тут же поморщился и потёр плечо.

— Так ведь, как было, Семёныч? Оправился, блин, мерзавец, мною. Да, стыдно, конечно. Кто спорит? Так ведь не виноват я, Семёныч. Это ж он всё, подлец!

— Ладно, ладно, герой, — помягчел Середа. — Главное, что ты мужество и отвагу проявил. А не стал кричать позорно: «Помогите! Помогите!», когда тобой какали.

— Так ведь рот был залеплен, майор! А то бы кричал.

— Ну, так не признавайся никому, что не кричал поэтому. Кто теперь узнает? Не то весь твой беспримерный героизм, весь твой пафос полетит насмарку, Кондратий. Теперь даже, если будут пытать, тверди, что с честью выходил из заднепроходного отверстия, предварительно так напугав её изнутри, что она обделалась тобой. Говори, что по ходу дела даже разбередил старый геморрой чудища, здорово навредив этим супостату… Видишь, какие орлы в нашем кэгээре водятся, старушка? — спросил майор у Рифмы, скептически разглядывавшей всё это время Кондратия. Потом снова повернулся к Кондратию. — А теперь живо в душевую, герой! Я хоть и пьян, но не настолько, чтобы ничего не обонять совсем.

Вскоре Кондратий, блаженно похрюкивая, смывал с себя запахи чуждого его мыслящему организму состава, состава, опять же нанесённого на него мыслящим только в диапазоне жратвы динозавром.

И пока ддзеги носился, как угорелый, по лесу, выискивая себе тех тварей, что похищнее, Кондратий даже стал напевать песенку, так негромко себе под нос, но от души и с чувством.