Валентин Февраль - Шиш вам, а не Землю! [СИ]

— Ральф меня зовут, — прохрипел рекрут, выбираясь из-под меня. — Я вспомнил! Меня звали Ральфом до того, как изловили и забрили в солдаты.

И Ральф, уселся на земляном полу и принялся перешнуровывать ботинки.

Наверху загрохотало. Неподалёку саданул второй фугас. От которого в доме, скорее всего, вслед за окнами повылетали двери.

— Дьявол! — сказал я, вытряхивая из пазухи попавшую туда землю. — Нужно уходить отсюда. Насколько хорошо я узнал уже дэнверцев, из этого подвала должен вести подземный ход.

Ральф указал на дыру в кирпичной стене, из которой к тому же дул прохладный ветерок.

— Сейчас посмотрим, — буркнул я и, сунув голову в дыру, поплёлся между двух земляных стен, ведущих в никуда.

Пройдя метров пятнадцать, я остановился и, убедившись, что Ральф тащится следом, зашагал дальше. За спиной я слышал позёвывание и почёсывание. Скорее всего, бедолага Ральф уже успел подхватить от местных весьма распространённую в этих краях болезнь — чесотку-зевотку и, конечно же, самую лёгкую её разновидность. Подхвати Ральф чесотку-зевотку-умиралку, он умер бы не сходя с места, в первые же минуты после заражения.

— Долго, а-а-ахх, (скрёб-скрёб) нам ещё, а-эх-х, идти (чух-чух, скрёб-скрёб) ещё (чух-чух)? — поинтересовался Ральф на каком-то участке нашего пути.

— Будем идти, пока не придём, — философски ответил я. — Я же не могу бегом бежать. Здесь ни хрена не видно. Сам видишь.

— Да уж, вижу, — буркнул Ральф. — Темень, хоть глаз коли. Как бы нам на подвальных змей не нарваться.

— А что? Бывают такие?

— В прошлый четверг у нас двоих сожрали. Эти двое даже пикнуть не успели. Попали к змеям в самое гнездо. Думали окоп. Туда запрыгнули. А назад уже никак. Змеи не позволили. Кстати, один из несчастных, его номер 347, являлся женихом моей сестры, которая, к сожалению, порядкового номера не имеет.

— Почему к сожалению?

— Потому что от имён я уже отвык. С номером как-то привычнее. Имена ведь нам вроде бы ни к чему, когда хороший, добротный номер имеется.

Наверху тем временем продолжали свистеть и разрываться снаряды. За шиворот сыпались целые куски и ошметья глины. И мне хорошо было слышно, как такие же холодные и плотные комья барабанили по каске Ральфа. Свою я потерял ещё, когда запрыгивал в погреб.

Вскоре ход сузился. А потом и вообще повернул направо. Потом опять расширился и повернул ещё раз. И у меня возникло стойкое ощущение того, что мы кружимся на месте. То есть, никуда не уходим от дома, а бродим где-то в его районе. И эти ощущения вскоре подтвердились.

В какой-то момент я споткнулся о собственную, потерянную мной каску. То есть, мы вернулись в то место подземелья, откуда начали своё движение. Зачем хозяину дома, этому долбанному дэнверцу, понадобилось делать под своим домом лабиринт, являлось для меня загадкой. Эта загадка не давала мне покоя, пока мы шли по второму кругу подземелья, и легко разрешилась, лишь только я увидел нашего нового, молодого капрала. Теперь мои глаза и глаза Ральфа попривыкли к темноте, которая оказалась не такой уж и кромешной. Лабиринт был нужен для того, чтобы ловить дэнверцев-дезертиров.

Да, тьма оказалась далеко не кромешной. Ведь капрал и те десять рекрутов, что стояли за его спиной, были обвешаны зажженными фонарями с головы до ног, в результате чего в тоннеле стало светло, как днём.

И в этом свете я увидел, что солдаты держат нас с Ральфом под прицелом своих игольчатых ружей. И, конечно же, я обрадовался, увидев несколько знакомых лиц.

Тем временем рубиновые шарики лазерных прицелов собрались на моём черепе, и мне не очень понравился такой ход событий.

— Эй, ребята! Не найдётся ли папироски? — поинтересовался я у коллег по полю брани и сделал приветственное движение ручкой. — А то мои закончились. Впрочем, как и боеприпасы.

— По дезертирам… Беглым… По команде… Пли! — проорал капрал и ни с того ни с сего первым нажал на курок своего здоровенного парабеллума.

Такой гадости я от этого прыщавого начальничка не ожидал. Не знаю, какая сила бросила меня на землю… В общем, в самый последний момент я решил, что лучше мне лечь под стенку, прикрыв к тому же голову руками. Собственно, как и учили в лагере по подготовке пушечного мяса. ЛПППМ — сокращённо.

Мой же попутчик уже лежал под стеной. Правой рукой он отстёгивал гранату от пояса. Видимо парень всерьёз собирался воевать.

Продолговатые и тонкие иглоподобные пули с сочным чмоканьем одна за другой впивались в земляную стену над нашими головами. И тут же эти пули разрывались, разлетаясь на десятки и сотни более мелких иголок, каждая из которых заключала в себе смертоносную силу.

Попади хоть одна такая в меня или Ральфа, любому из нас пришёл бы каюк.

Ральф полуконтуженный, полуослепший от набившегося в глаза песка, швырнул в стрелков гранату. А потом для верности добавил ещё одну. Тем более что из первой, то ли от волнения, то ли по причине забывчивости, он не выдернул чеку.

Вторая граната рванула, наполнив узкое пространство подземелья громким треском, дымом и поднятой этим взрывом мелкой пылью.

Граната разорвалась у самых ног, расстреливавших нас, стрелков и должна была просто смести их ливнем осколков. Но к немалому моему удивлению никакого вреда рекрутам заряд не причинил.

Только капрал куда-то запропастился.

— Видал я такие штучки, — сказал Ральф, вытряхивая из правого уха целую пригоршню земли. — Весь взвод — голограмма. Кроме капрала, конечно, — добавил он, разглядывая чей-то дымящийся ботинок на краю свежеобразованной воронки.

А мне стало немного не по себе. Ведь, только что, судя по всему, мы угрохали своего боевого командира. Пусть и конченого молодого ублюдка. Остальные из весёлой компашки пережили взрыв без каких-либо последствий для себя и продолжали делать то же самое, что делали и до взрыва.

Свирепо глядя на нас, они раз за разом нажимали на курки. Видать у них что-то там заело. Я имею в виду голограмму. Но я уже знал, что делать.

Я отыскал этот чёртов проектор и, сплюнув через зубы на землю, впечатал в небольшую пластиковую шкатулку свой армейский каблук. И в результате этих нехитрых манипуляций проектор замигал удивлённо, а затем погас.

Уничтожив коробочку, я уничтожил бойцов.

Ральф ещё раз взглянул на дымящийся ботинок, всё, что осталось от капрала, и принялся драить специальной щёткой бляху своего ремня. От волнения, наверное. Руки Ральфа дрожали, когда он орудовал инструментом. До сей поры он не убивал капралов своей армии. Только — вражеской. Если там, конечно, капралы есть.

В чём я сильно сомневался. Ведь давно известно в солдатских кругах, что никто не приносит столько вреда собственной армии, как капралы. Если не принимать, конечно, во внимание командармов. Которые, на мой взгляд, вообще все до одного вражеские агенты. Такой от них вред.