Валентин Февраль - Отпетые мошенники Галактики [СИ]

— Извини, — послышался голос ниоткуда. — Но ты сам во всём виноват. Нам пришлось избавиться от тебя, пока ты нас не прикончил.

— Сволочи, — буркнул я. Впрочем, беззлобно. И, потёр ушибленное место. — Сперва тебя поднимают наверх. Потом швыряют обратно. Полный бардак. И парадокс!.. Не нравится мне всё это.

Мне никто не ответил. Все мои протесты просто игнорировали. Потом моё внимание привлёк улепётывающий со всех ног по бережку динозаврик-рыболов и, по совместительству он же — мой несостоявшийся бифштекс.

— Прикидываетесь космической интеллигенцией, умники, — гремел я. — А сами отбираете обед у честного и, главное, добропорядочного по всем меркам человека. Сукины дети! Супостаты недорезанные космические. Эх, не хотел бы я на вашем месте, ребята, оказаться на моём! Ну, погодите, мы еще встретимся в тёмном переулке. Кстати, где вы живёте?…

Видимо, мои угрозы возымели действие. Потому что больше тех типов я не видел в своей жизни. Ни в прошлой, ни в будущей.

Говорят, в одиночестве люди приучаются разговаривать с самими собой. Вашего покорного слугу не минула чаша сия. И я-то уж довольно быстро освоил эту нехитрую науку. Искусство, так сказать, монологов.

С той лишь разницей, что придумал собственный язык. Ведь обычный лингвогалакт утомительно сложен для той системы мер и вещей, которая господствовала в этом примитивном мире.

Мой новый сленг включил в себя не более 30-ти слов. Но вместе с тем, был прост, изящен и не требовал больших энергетических затрат.

Очень скоро я даже научился петь песни на своем умопомрачительном арго. И частенько разговаривал на нём со всеми, кто ни попадался мне на дороге.

Например, если небо покрывали слишком плотные тёмные тучи, я спрашивал у него:

— Гигиауначака?

Что означало: эй, там, наверху! Будет ли сегодня дождь? Отвечайте немедленно, подлецы, или я за себя не ручаюсь!

На что небо, как правило, отвечало ядрёным раскатистым громом и иезуитски изощрённым сверканием молний. Что значило на языке тех, кто был наверху, всех этих языческих божков: может будет, а может и нет. Нам-то откуда знать?

Но, как бы там ни было, отвечая так, небо ни разу не ошиблось. Дождь, действительно или шёл или его не было.

Вот уж загадка природы, годная для того, чтобы всем этим неисчислимым учёным поломать над ней голову.

И, тем не менее, таким вот нехитрым образом, находил я общий язык не только с собой, но и с природой. И бесхитростная, незатейливая жизнь дикарей, которые всё ещё водились в окраинных мирах Галактики, к своей радости переживших сотворённые собой же ядерные катаклизмы, с каждым днём такая жизнь становилась мне всё ближе и роднее.

Постепенно, постигая нехитрые основы примитивного бытия, а так же на личном опыте знакомясь с семимильными шагами прогрессирующей во мне дегенерацией, я всё больше входил в гармонию с окружающим миром. И лишь непрестанно удивлялся, как это раньше человечество не удосужилось отыскать глубочайший философский смысл в таких благах бытия как состояние «не ума», состояния вышеупомянутых мной деградации и дегенерации.

Ведь, как ни верти, но по моим наблюдениям получается вот что. Стоит только, хотя бы самую малость, дегенерировать, как все блага жизни сами собой сваливаются на тебя.

Например, в какой-то момент отпадает необходимость в зубной щетке. Потом в бритве. Через энное время после начала дегенерации тебе становится не нужно смотреться в зеркало. Ведь, всё равно ты давно не моешься. А раз не моешься, не нужно зеркало. Не нужно покупать мыло и мочалку. Логика проста. А то рваньё, в которое со временем превращается без присмотра твоя одежда, делает тебя, если не интересным, то во всяком случае оригинальным.

И это только первый этап пути по нисходящей. Но следующие этапы круче. На втором этапе такой забулдыжной жизни сама жизнь становится краше. Краше и интереснее.

На ней, этой второй стадии, только завидев тебя, шарахаются в сторону все приличные люди (в моём случае — динозавры). А, если кто-нибудь и увидит тебя в ресторане забравшимся рукой в тарелку с супом, пусть знает, что этот трюк не самый сногсшибательный в твоём арсенале. Хотя подобный уровень культуры на первых порах неумолимого нравственного падения самый распространённый в галактике.

Проще деградировать в отсталых мирах. Здесь не нужно ни перед кем выпендриваться. Не нужно устраивать показуху. Весь процесс скатывания в бездну варварства идет гладко, без сучка и задоринки.

Единственное непременное условие для успешного продвижения в нисходящем направлении это отсутствие людей указывающих тебе, начинающему деграданту на то, как ты должен вести себя в приличном обществе, что тебе говорить и что делать в присутствии дам, а так же в какой руке держать вилку и нож во время трапезы.

Словно от того, как ты себя ведёшь что-то изменится.

Несомненно, все эти занудные рассуждения о правилах поведения, этике и эстетике — радостях, так называемого цивилизованного мира — лишь жалкая попытка отдельных эстетствующих особ показать окружающим насколько они, эти снобы преуспели в своем заумии.

Но, посмотрели бы вы на таких умников в их естественных, домашних условиях.

То есть в тот момент, когда они находятся у себя дома и кроме их домочадцев за ними никто не наблюдает.

Я знал одного такого типа. И скажу вам, куда только испарялся весь его показной шик и лоск, когда он оставался наедине с семейством.

За обедом этот умник никогда не стеснялся демонстрировать свои самые низкие наклонности и тупые остроты.

Он громко отрыгивал и отвратительно, мерзко чавкал, не забывая при этом периодически влезать жирными пальцами в общую солонку. Он был наверху блаженства, когда икая и косноязыча, рассказывал с набитым до отказа ртом что-нибудь пошлое и абсолютно банальное, в то же время сдабривая свой монолог порциями анекдотов и присказок самого разудалого характера.

И при всём при этом он казался себе остроумным и весёлым. А между тем у него то и дело вываливалась вилка из руки и падала на пол, когда он единственный за столом смеялся над собственными остротами. А он со скорбным видом сопровождал всякий раз ее новый смелый и беспримерный полёт такими лексически выверенными и отчаянно смелыми оборотами, что тёща затыкала уши, а дети тихонечко хихикали, тайком записывая услышанное, чтобы впоследствии воспроизвести. Да, дети всё это записывали, чтобы потрясать воображение школьных товарищей запретными знаниями.

Но подобные изыски еще не всё, на что способны прикрывающиеся тонкой фальшивой позолотой культурности фарисеи от культуры в те минуты, когда за ними не следит недреманное око куражащегося в неудержимом эстетстве общества.