Константин Калбазов - Сверкая блеском стали… [litres]

Полк легионеров по мере своего продвижения успел усилиться партизанскими отрядами. Из них формировались комендантские взводы и роты, оставляемые на освобожденной территории.

– Вот вертихвостка, – осуждающе покачав головой, констатировала взводная Котлярова. – Григорий Федорович, спасибо вам за Машу. Прямо камень с души. В бою подруг теряла, тяжко, но понятно. А плен… Вот все эти дни тянуло под сердцем и выть хотелось.

– Я понимаю, Светлана Андреевна. Но на этот счет не переживайте. Эти ничего не успели. И, кстати, благодарить не нас нужно, а Клима Сергеевича.

– Даже так? – вздернула в удивлении брови капитан.

– И его благодарить не стоит, – легкомысленно отмахнулся он. – Тут ему впору быть благодарным всей этой истории, потому как счастлив теперь безмерно.

– Сладилось, значит, – тепло улыбнувшись, произнесла Котлярова.

– Еще как сладилось. Кампанию Мария еще дослужит, а там сбежит без оглядки. Семьи она хочет. Нормального теплого счастья. И Клим способен его ей дать. Провалиться мне на этом самом месте.

– Ну, дай-то бог. Дай-то бог. Зайдете в гости?

– Не. Пойду. Нужно своих навестить. Да вот «козлика» сдать зампотеху. Небось уже простился с машиной. А он у нас страсть какой рачительный.

– Скупой он, – качая головой, с улыбкой заметила Котлярова.

– Одно слово – тыловик, – не стал с нею спорить Азаров.

Григорию дом не достался. Европейского жилья в городке не так чтобы и много. В местной же хижине останавливаться он поостережется. Поэтому предпочел обойтись своей палаткой. Оно и привычно, и вполне удобно. Принял доклад Бичоева, убедился, что с отделением все в порядке. Помылся с дороги, смывая дорожную пыль. Да и прилег на привычно и жалобно скрипнувшую раскладушку.

Н-да. Похоже, он сильно устал, коль скоро ничего не услышал, а проснулся, только почувствовав прикосновение. Резко распахнул глаза и, не разобравшись спросонья, одним движением отбросил в сторону подозрительно легкого диверсанта. Мгновение, и курок ТТ сухо щелкнул, встав на боевой взвод.

– Ой! Азаров, гад! – прошипел змеей голосок Алины.

Григорий от испуга сразу согнул руку, задирая ствол пистолета вверх, запоздало вспоминая, что прикосновение было к его губам. Причем не ладошкой, черт возьми!

– Алина, извини, – слишком уж поспешно попытавшись встать с раскладушки, шепотом выдал он.

Однако многострадальная деревянная конструкция, которой не повезло с хозяином, наконец не выдержала и с жалобным треском переломилась. Вот отчего было не подумать и не прикупить себе раскладушку из алюминиевых труб? Такая не чета армейской, выдержит и куда больший вес.

– Ч-черт! – шипя, ругнулся он.

– Ты цел? – озабоченно поинтересовалась из темноты девушка.

– Да цел, чего мне станется, – потирая ушибленное бедро, ответил он. – Ты-то как здесь? Случилось что?

– Нормально. Девица заявилась к нему посреди ночи, а он задает идиотские вопросы. Ну чего сопишь? Язык проглотил? Или глупые вопросы закончились?

– Алина, ты-ы…

– Да я, я. И ты все правильно понял. Ну и как нам быть? Единственное подобие койки в этой палатке, я так понимаю, прахом пошло.

Говорит девушка дерзко и даже вызывающе. Сразу видно, что за этим она хочет скрыть взвинченные нервы, смущение и страх. Но с другой стороны, вся палатка буквально напитана ее решимостью пойти до конца.

– Койка – ерунда, – опускаясь рядом с девушкой на брезент подстилки и обнимая ее, произнес он. – Дурное дело нехитрое. А вот нужно ли оно тебе…

– Сегодня опять два рикошета по броне. Если эдак и дальше пойдет, то мне скоро придется начинать красить волосы. До срока поседею, – обнимая его за плечи и прижимаясь щекой к груди, жалобным тоном произнесла она.

– И ты решила совершить глупость, – погладив ее короткие волосы, остриженные под каре, резюмировал он.

– Глупости – это когда все равно с кем, только бы испытать хотя бы раз в жизни. А когда с любимым… Я ведь видела заделанные дыры и на твоем «Гренадере», – потершись щекой о белую исподнюю рубаху и слушая, как гулко ухает в груди его сердце, произнесла она.

– А как же Клим? – глухо спросил он.

– То есть то, что я тебе тут признаюсь в любви, тебя не удивляет и волнует только Клим? – отстраняясь от него и пытаясь рассмотреть в темноте его глаза, возмутилась она.

– А чему удивляться? Ты уже давно призналась. Но никак не могла определиться между нами двоими.

– Это когда я успела признаться?

– В Праге. Помнишь то уютное кафе?

– Разумеется, помню. Не так давно это и было. Всего-то чуть больше года.

– А приготовленный мною пунш и как жадно ты его пила, тоже помнишь?

– Еще бы, – фыркнула она.

– Такую бурду можно было выпить только из рук любимого человека и только чтобы его не обидеть, – резюмировал он.

– Ты это специально, – возмутилась она.

– Ни боже мой. Просто потом я попытался это повторить. Получилась редкостная бурда, скажу я тебе, – вновь прижимая ее к себе, закончил он.

Но на этот раз девушка задрала подбородок. Видно откровенно плохо. Только едва-едва угадывающиеся очертания. Но тут зрение и не нужно. Григорий без труда понял, что именно она делает, и быстро нашел ее губы. Мягкие, податливые, влажные и горячие. Голова тут же пошла кругом, и он едва удержался от охватившего его желания прижать ее к себе с силой, сопоставимой с обуревавшими его сейчас чувствами.

Впрочем, несмотря на сдержанность, все одно получилось изрядно, и из девушки вырвался сладостный вздох. Или сила объятий тут ни при чем, а дело в них самих? Да плевать! Он подхватил легкую, практически невесомую Алину и перенес ее к себе на колени, так и не оторвавшись от ее губ.

Никогда и ни с кем другим он не испытывал ничего подобного. Даже с той девчушкой в летнем саду на балу в доме графа Денисова. Хотя бы потому, что тогда она была одной в ряду многих. Сегодня же он чувствовал, что она стала его единственной…

Слияние внушительных потоков рек Дауа и Гэнале, дающее начало уже по-настоящему большой Джуббе. Здесь проходит граница Эфиопии и Итальянского Сомали. Дальше могучий поток направляется практически строго на юг, петляя и извиваясь среди невысоких холмов раскинувшейся до горизонта саванны.

Именно в этом месте бригадный генерал Коста Серджо и решил остановить, а затем разбить наступающие два полка легиона. Он свел в кулак все свои наличные силы. И надо сказать, у него были все шансы сделать это.

Пусть он и был всего лишь бригадным генералом, тем не менее по численности и штатам под его командованием находилась полноценная дивизия – около двенадцати тысяч человек.

Две трети были представлены колониальными частями, но в большинстве своем это были солдаты, закаленные в многолетних боях. Конечно, они уже устали воевать и не пылали энтузиазмом. Зато и не разбегутся при первых выстрелах. Имелась такая привычка у необстрелянных туземных подразделений. Впрочем, как и у итальянских.