Альбина Нури - Не мой мир [СИ, litres с оптимизированной обложкой]

– Не думала, что со мной это может случиться, – тихо сказала она. – Чистое, незамутненное счастье, без примесей и довесков. А ведь там, за Порталом, у нас ничего бы и быть не могло.

– Ты бы и не посмотрела в мою сторону. Где ты – и где я. Ты звезда, а я обычный студент.

Он чмокнул ее щеку. Кайра покачала головой:

– Это ты бы в мою сторону не взглянул. Если бы я осталась в реальном мире – при условии, что вообще осталась жива! – мне было бы сейчас под пятьдесят. – Она нахмурилась. – Я и тут-то тебе гожусь в…

– Ага, в бабушки. Прекрати говорить об этом.

– Но это ведь правда!

Алекс крепко прижал Кайру к себе.

– Не глупи. В мире, где отсутствует понятие времени, по-моему, смешно говорить о возрасте.

Она подумала над его словами, а потом сказала:

– Ты у нас мудрец, оказывается.

– Да, – засмеялся Алекс. – Но мудрость – отнюдь не единственное мое достоинство. Вы еще неоднократно убедитесь в этом, мадмуазель!

Они ушли обратно в каюту.

Здесь, на яхте, Кайра и Алекс были уже пять дней и ночей. Кайра прилежно отмечала каждые минувшие сутки в своем блокноте. Не нужно было вести учёт снами: в этой проекции день сменялся ночью, всё, как в жизни.

Кайра сказала, что чувствует себя счастливой, и у Алекса были такие же ощущения. Впервые то, что он оказался запертым в Пространственной Зоне, не пугало его, не мучило. Однажды он поймал себя на мысли, что вся предыдущая жизнь теперь кажется ему ненастоящей – да и была ли она вообще?

– Скоро нам придется уйти отсюда, поискать новое пристанище. Еда заканчивается, – сказала Кайра на следующий вечер, за ужином.

Но уходить с яхты не хотелось ни ему, ни ей. Чудовище, что чуть не погубило Алекса, больше не появлялось, а все остальное было прекрасно. Им не было скучно, часы летели, как минуты: они выходили на палубу, смотрели на бескрайнюю синюю водную гладь, разговаривали, любили друг друга, с каждым часом узнавая все лучше.

Рана Алекса заживала на глазах – вскоре края затянулись, стали зарастать. Шрамы, конечно, останутся, однако это его ничуть не беспокоило.

– Сколько еды у нас осталось? – спросил он.

– На завтра хватит.

– Может, мне попробовать поймать рыбу?

– А удочки тут есть? И насадка? А главное – ты разве умеешь удить?

Алекс притворно нахмурился.

– Сколько вопросов, женщина!

– И ни на один нет положительного ответа, – подхватила она.

– Ты язва, – сказал он и улыбнулся. – Но зря ты во мне сомневаешься: свою золотую рыбку я все же выловил.

Они решили, что уйдут через день – и день этот тоже промелькнул, как все остальные, в одно мгновение. Впрочем, впереди у них была вечность, так что грустить не стоило. И все же Алекс заметил, что у Кайры какая-то тяжесть на сердце. Вроде бы она и шутила, и смеялась, и старалась вести себя, как обычно, но была в ней некая отстраненность: словно она не вся была в эти минуты здесь и сейчас.

В их последний вечер на яхте они сидели на палубе, напоследок любуясь звездами и морем.

– Кайра, скажи, что с тобой? – спросил Алекс, чутко уловив ее настроение.

– Все хорошо, просто…

– Просто что?

Поколебавшись, она ответила:

– Меня угнетает, что это все… «не взаправду». Как будто я попала в чей-то сон. Все настолько хорошо, но при этом так зыбко. И я сама, и наши отношения… Как будто нам не оставили выбора.

«Почему женщинам всегда надо все усложнять?» – подумал Алекс и ответил:

– Ты не права. Всегда был выбор. Был и есть. И у тебя, и у меня. Ты же сама мне читала лекцию по квантовой физике: существуют миллионы вариантов. Можно предпочесть любой.

Кайра молчала, но он понял, что нашел верные слова.

негромко продекламировал он.

– Кто это написал? – Кайра с интересом смотрела на него, и лунный свет отражался в ее зрачках.

– Анненский. Ты, наверное, не знаешь такого поэта. Он не очень известный.

Кайра покачала головой.

– Прекрасные стихи. Не знала, что ты любишь поэзию.

– Люблю, – просто ответил он. Хотя можно было обронить фразу типа: «Ты еще многого обо мне не знаешь!» – Ты поняла, Кайра? С тобой мне не надо света. Всего мира – не надо. Как бы то ни было, это жуткое место подарило нам друг друга.

Девушка порывисто обняла его за шею, прижалась всем телом. Так они и стояли, остро чувствуя свою близость друг к другу. А потом Кайра отстранилась от Алекса и глухим, неживым голосом проговорила:

– Помнишь, ты сказал, что я повязку накладываю, как профессиональная медсестра? А я ответила, что мне приходилось часто это делать.

Алекс не отвечал, ждал, что еще она скажет.

– Мой отец бил мою мать. Не просто пару раз ударил, а бил всю жизнь, сколько я себя помню. Пусть не каждый день, но постоянно, и поводы были разные. То она не так посмотрела на соседа, то плохо приготовила блюдо, которое он просил, то рубашку забыла погладить.

Кайра обхватила себя руками, и он увидел, что она дрожит. Алекс хотел обнять ее, согреть, но она отстранилась.

– Мама была домохозяйкой, а у отца был свой бизнес: он торговал и сдавал в аренду подержанные автомобили. Все кругом считали его деловым, порядочным, добрым человеком. Собственно, он и был таким – не крал, не обманывал клиентов, не склочничал, не трепался попусту, старался быть хорошим отцом, обеспечивал семью. Мать тоже так считала: говорила, что он прекрасный человек, и ей с ним повезло, просто у него «сложный характер». – Кайра горько усмехнулась, в глазах заблестели слезы. – Один раз он сломал ей руку. Второй раз ударил о стену так, что у нее диагностировали сотрясение мозга. Я не говорю о многочисленных синяках, ушибах, отбитых почках.

– А как же полиция? Врачи? Соседи?

– Она каждый раз мило улыбалась и, едва вернувшись из больницы, принималась всем рассказывать о своей неуклюжести. То она падала с лестницы, то спотыкалась в саду, то еще что-то. Все кругом делали вид, что верят. С мелкими ранами в больницу вообще не обращалась.

Алекс молчал. Для него это было за гранью. Он знал, что мужья, бывает, поколачивают жен, но лично не сталкивался и не задумывался, каково это – расти в такой семье.

– Больше всего меня убивала непредсказуемость. Сегодня отец и мать смеются вместе над удачной шуткой, идут в театр или смотрят телевизор, сидя в обнимку на диване в гостиной… А завтра я обрабатываю ее раны, прикладываю лед к распухшей губе, и она плачет от боли и обиды. Нет, даже не это самое страшное! – С болью воскликнула Кайра. – Хуже всего, что мать принимала это! Полагала, что в таком положении вещей нет ничего ненормального. Мама часто повторяла мне, что отец устает на работе, а она его «огорчила». Вот же словечко, да? Если бы она все делала правильно, то он бы ее пальцем не тронул – мать в это искренне верила! Она была виновата, огорчала его и огорчала, а я…