Виктория Шваб - Месть [litres]

Уже не тихоня, робкий или странный , а непонятный, любопытный, настойчивый .

Вскоре появилась другая семья и еще один шанс.

Еще одна возможность узнать, изменить, скорректировать аспекты поведения.

Эли проверял свою игру на семьях, словно актер на публике, и использовал их отклик, мгновенную, постоянную обратную связь, чтобы отшлифовать свое представление.

Постепенно на смену непонятному, любопытному, настойчивому пришли очаровательный, сосредоточенный, умный .

И снова перемена.

Новая машина увезла Эли прочь, но в этот раз не сбросила его на попечение очередного прихожанина.

Нет, теперь Эли попал к родне .

Патрик Кардейл не верил в Бога.

Он был племянником Джона, сыном той покойной тети, с которой Эли никогда не встречался. Патрик работал профессором в местном колледже, его женой была художница по имени Лиза. Они не имели детей. Эли некому было подражать. Ни завесы нормальности, ни шума, за которым можно спрятаться.

Эли сел на диван напротив них. Итак, зрители. Сольное выступление.

– Сколько тебе лет? – спросил Патрик. – Двенадцать?

– Почти тринадцать, – сказал Эли. Прошло более шести месяцев со смерти пастора Кардейла.

– Прости, что мы столько мешкали, – сказал Патрик, зажав руки между коленями.

Лиза положила ладонь ему на плечо.

– Честно говоря, это было непростое решение.

Патрик поерзал.

– Я знал, что тебя воспитывали определенным образом. И понимал, что не смогу дать тебе того же. Мы с Джоном давно не общались.

– Я тоже, – сказал Эли.

Он понял, что им неловко, и улыбнулся. Не слишком широко, просто дать Патрику понять, мол, все в порядке.

– Идем, – сказала Лиза, вставая. – Я покажу тебе твою комнату.

Эли последовал за ней.

– Мы можем найти тебе церковь, – добавила она, ведя его по коридору. – Если это для тебя важно.

Но ему не нужна была церковь. Не потому, что он разочаровался в Боге, просто именно там Эли никогда Его не чувствовал. Нет, Бог стоял с Эли наверху лестницы в подвале. Дал ему каждую из этих семей, чтобы учиться. Привел его сюда, в этот дом, к этой паре.

Комната была удобной и чистой. Двуспальная кровать, шкаф, письменный стол. На стене над столом висела пара фотографий в рамке, анатомические рисунки, на одном рука, на другом человеческое сердце. Эли замер перед ними, изучая линии, пораженный сложностью, элегантностью.

– Ты можешь их снять, если они тебе не нравятся, – сказала Лиза. – Сделай пространство своим. Повесь постеры, или что там еще делают твои ровесники.

Эли посмотрел на нее:

– Сколько мне можно у вас пожить?

Глаза Лизы расширились от удивления. Ее лицо было открытой книгой – так обычно говорили люди. Эли никогда не понимал этого выражения, пока не посмотрел на Лизу.

– Сколько хочешь, – ответила она. – Это теперь твой дом.

Эли не знал, что сказать. Он жил отрезками в несколько дней, недель, но на самом деле не жил. Теперь его будущее простиралось на месяцы, годы.

Эли улыбнулся, и на этот раз почти искренне.

Стелл опустился на свой стул и принялся ждать звонка.

Его офис, как и остальная часть ЭОН, представлял собой чистые линии, пространство и минимализм. Три тонких экрана образовывали полукруг над столом, а огромная сетка на стене транслировала видеопотоки из каждого зала, точки доступа, камеры.

Камеры ЭОН были современными кубами из стекловолокна, каждый из которых парил в середине своего собственного бетонного ангара. Большинство экранов на стене все еще были темными, располагались в полузакрытых крыльях или выходили на пустые камеры, но на центральном экране виднелся Эли. Он расхаживал по своей камере, как лев по клетке.

Если подумать, ничего этого не было бы без Элиота Кардейла.

Эли Эвера.

Стелл взял черную визитку и рассеянно покрутил ее между пальцами. Слово «ЭОН» блеснуло на свету.

ЭОН был идеей Стелла, да, но поначалу представлял собой расплывчатое предложение, мотивированное историей с Вейлом и Кардейлом, тем, что директор предотвратил, но также и тем, чего он не смог. Из-за того факта, что десять лет назад Стелл посадил Виктора в тюрьму и позволил Эли бродить на свободе, из-за этого выбора, из-за того, что Стелл не смог выйти за рамки очевидного, распознать обман, умерло тридцать девять человек. Это преследовало его. Изводило.

Должен был быть способ найти ЭО, содержать их. Может быть, однажды, даже использовать. ЭО были опасны, да, некоторые смертельно опасны, но что, если среди потерянных и невменяемых есть те, кого можно исправить, кому дать цель в жизни? Что, если смерть не меняла природу человека, а только усиливала ее?

По такой логике раненый солдат по-прежнему мог хотеть служить.

В этом заключалась суть идеи Стелла. Мир, где квалифицированные ЭO могли бы помочь предотвращать преступления, а не совершать их. И место, где можно держать остальных, не давая им совершить новые злодеяния.

Короткий сигнал сообщил о входящем звонке.

Экраны над столом загорелись.

Стелл провел пальцами по воздуху, принимая звонок, и через несколько секунд перед ним появился конференц-зал с пятью строгими фигурами, сидящими вокруг длинного деревянного стола.

Совет директоров.

Три мужчины и две женщины, все в темных костюмах – стандартная униформа правительственных учреждений и частных лиц. Они выглядели как расплывчатые копии друг друга. Те же темные волосы, те же узкие глаза, те же невыразительные лица.

– Директор, – начал человек в темно-сером, – вы не хотите объяснить, почему забрали из лаборатории ценного испытуемого и уволили одного из наших самых выдающихся – не говоря уже о ценных – ученых?

– Он препарировал ЭО.

Последовавшая тишина не была тяжелой; напротив. Члены совета уставились на директора, будто он не ответил на вопрос. Будто они не видели проблемы.

– Когда я последний раз проверял, – сказал Стелл, сплетая пальцы, – то был директором данного заведения. Я вышел за пределы полномочий?

– Конечно нет, директор , – ответила женщина во флотском. – Вы хорошо понимаете потребности и проблемы на местах. Тем не менее…

– Может, ЭОН ваше детище, но оплачиваем его мы, – перебил человек в черном.

– А значит, – подхватил человек в темно-сером, – мы должны знать, что наши деньги правильно расходуются. В интересах национальной безопасности.

Это последнее предложение прозвучало как запоздалая мысль. Как будто пять волков в темных костюмах не кружили в поисках прибыли.

– Возможно, методы Хэверти и вызывали вопросы, – сказала женщина во флотском, – но его исследование было многообещающим. Что касается вашего ЭO, его способность делала его уникальным предметом для этого исследования. Теперь вы лишили нас и ученого, и предмета.