Дмитрий Лазарев - Вирус Зоны. Фактор человечности

– Неужели они совсем не учитывают возможность, что кто-то по воде пойдет?

– Учитывают… – Песков разом помрачнел. – Но это их не беспокоит… Из-за той… штуки в заливе… Последний раз спрашиваю – ты уверен?

– Более чем!

– Ну, тогда рискнем. Может, и повезет. На мостах-то шансов вообще нет… Ну вот, все вроде готово. Отшвартовываемся и пошли…

Песков не соврал: в яхтинге он и впрямь разбирался. Он сидел на руле и управлял гротом, время от времени давая короткие указания Шатуну насчет подтяжки стаксель-шкота. В общем, у «лояльного» получалось лихо: он удачно лавировал, менял галсы, приноравливаясь к переменчивому порывистому ветру, ухитряясь при этом двигаться в нужном направлении, причем довольно быстро. Правда, на поворотах яхта иногда давала довольно сильный крен, зато стабильно держалась на волне и не рыскала. Сам Шатун к крену относился спокойно и морской болезнью не страдал, а потому даже невольно улыбался, глядя на своего спутника. Надо было видеть, как вспыхивают глаза этого гонщика, когда он в очередной раз крутым маневром менял бейдевинд на бакштаг, существенно повышая скорость движения. При этом Песков не мог удержаться и комментировал все свои действия, в изобилии пересыпая речь морскими терминами, в которых Шатун даже не пытался разбираться. Просто кивал одобрительно: ну ловит кайф человек, чем плохо?

Они довольно быстро миновали остров Бычий, выход из гребного канала, прошли под Западным скоростным диаметром и, выйдя наконец на оперативный простор Финского залива, взяли курс на юг. На открытом пространстве волнение стало еще сильнее, зато при новом курсе ветер стал скорее боковым, чем встречным, переходя иногда почти в попутный благодаря умелым маневрам Пескова. Миновав Крестовский, взяли чуть западнее, чтобы обогнуть искусственно насыпанные полуострова, ограждающие пассажирский порт Морской фасад.

В открытом море да на ветру стало еще холоднее, и Шатун даже вытащил из-под куртки шарф, чтобы закрыть нижнюю часть лица. Если б не это, морское путешествие даже доставляло бы ему удовольствие. В темноте их яхта бесшумно, словно призрак, прорезала волны, постепенно ложась на курс зюйд-ост (как сказал Песков) и направляясь в устье Большой Невы. Северная ночь не такая темная, как южная, да и глаза сталкера уже успели привыкнуть к темноте. Оглянувшись, он уже смог различить впереди смутные очертания южной части Западного скоростного диаметра. Скоро они проскользнут под ним, и останутся совсем пустяки – высадиться в том месте, где Фонтанка, Екатерингофка и Большая Нева сливаются воедино.

Холод внезапно усилился, причем заметно, будто температура разом снизилась на добрых десять градусов, и в тот же миг у Шатуна противно засосало под ложечкой. Почти так, как было рядом с пространственной аномалией… и все же по-другому. Он обхватил руками плечи и поерзал, пытаясь согреться, но лучше не становилось. Более того, стало тошнить и накатила слабость, как при болезни. Захотелось упасть на палубу яхты и лежать не поднимаясь… Что за черт? Сталкер начал озираться по сторонам, и ему показалось, что как будто посветлело. С чего бы вдруг? До рассвета еще далеко. И тут он понял – слабо флуоресцировала вода. Только не вся, а приличное такое пятно метрах в двадцати по правому борту яхты. И пятно двигалось относительно них, но не так, как смещался бы статичный объект, мимо которого проходишь, а по-другому – с несколько иной скоростью и вроде бы наперерез. Взгляд сталкера упал на гик – его кончик тоже светился, как и верхушка мачты. Огни святого Эльма – припомнилось ему. К тошноте и слабости тут же добавился страх.

Волна вдруг ударила в борт яхты, ее существенно качнуло, и стаксель заполоскался на ветру. Николай! До сих пор «лояльный» не допускал ничего подобного. С ним что-то не так! Рука Пескова застыла на румпеле, будто ее свело судорогой, а остановившийся взгляд на бледном как смерть лице был словно зафиксирован на приближающемся пятне. Он уже не управлял яхтой – это была восковая фигура, воплощавшая образ ужаса и отчаяния. Более того – «лояльный» казался парализованным.

Сам толком не зная, что собирается делать, Шатун осторожно, пригибаясь и обеими руками держась за фальшборт, чтобы не вывалиться в ледяную воду, стал перебираться на ют, к Пескову. Примерно посередине своего пути он споткнулся о свернутый канат и растянулся на палубе. Но это его и спасло, потому что в ту же секунду неуправляемый грот словил сильный боковой порыв ветра, и гик резко развернулся в сторону Шатуна. Оставайся сталкер на ногах, удар этот пришелся бы ему как раз в лоб и почти наверняка отправил бы его за борт.

Шепотом выругавшись, Шатун решил дальше двигаться ползком. Так оно надежнее. Во-первых, яхту теперь мотало на волне, и удержаться на ногах стало очень проблематично, а во-вторых, гик еще раз со свистом пронесся над головой сталкера уже в обратном направлении. Такой удар мог бы и череп проломить. Однако надо было торопиться – если так будет продолжаться дальше, яхту перевернет.

Оказавшись рядом с Песковым, Шатун понял, что ситуация еще хуже, чем казалось. «Лояльный» был не просто парализован, он умирал – немигающий взгляд, судорожный оскал на месте недавней улыбки, сведенные на румпеле пальцы… А жизнь из него уходила с каждой секундой без всяких видимых причин, если, конечно, в качестве таковых не рассматривать приближающееся флуоресцирующее пятно… Аномалия. Шатун был готов биться об заклад, что это именно аномалия, а не какое-нибудь невиданное чудище, созданное Зоной. Аномалия, энергетически воздействующая на живых существ. Сталкер ведь и сам чувствовал себя на редкость погано. Давно ему так плохо не было. С тех пор, как десять лет назад с двусторонней пневмонией свалился.

Помочь Николаю? Но как? Все, что у Шатуна оставалось в аптечке, – это противостолбнячная сыворотка и комплексный антидот, приобретенный совсем недавно по знакомству с армейских складов. А еще вакцина антиновы – последняя доза. Но тут все это вряд ли поможет. Все, что можно сделать, – отобрать у почти уже мертвеца управление и попытаться вспомнить, как он действовал, чтобы не перевернуться и уйти от этой светящейся смерти. Сталкер схватил «лояльного» за руку и попытался оторвать от румпеля, но это оказалось не так-то легко: казалось, у того уже наступило что-то вроде трупного окоченения – суставы не гнулись, а пальцы были словно из стали сделаны.

И тут он повернулся к Шатуну. Вблизи лицо «лояльного» выглядело просто жутко. Кожа стала даже не белой уже, а серой, глаза ввалились, нос заострился, кожа туго обтянула скулы, а губы превратились в тонкую бесцветную черту. Николай с трудом разлепил их, и глаза его заполнились чернотой. Видно было, что «лояльный» бросает в бой все ресурсы своего измененного организма ради одного, последнего усилия.