Вячеслав Васильев - Сфера влияния: Перехват

Да не очень-то и хотелось. Конспираторы, блин. Сказали бы просто, что маршрут – военная тайна, и он бы всё равно физически не смог никому ничего разболтать. После того, что с ним сделали… Егор прикусил губу. Он до сих пор так и не смог до конца принять того, как бесцеремонно в штрафбате влезли в его голову.

С другой стороны, если бы не влезли, он бы не познакомился с Тимофеем.

Салатное такси въехало в длинный тёмный тоннель, выходивший на кольцевую автостраду. Кстати, автострады в Империи вообще не освещались. Только тротуары и пешеходные дорожки. Искинам автомобилей, с их набором всевозможных датчиков, освещение в видимом диапазоне было ни к чему.

Через минуту с другой стороны тоннеля выехала совсем другая машина. По крайней мере, с виду. Изменились и цвет, и модель, и регистрационные данные, периодически запрашиваемые у неё стационарными сканерами, густо натыканными вдоль дороги.

В принципе, изменение цвета транспортного средства не было чем-то из ряда вон выходящим. Как и изменение формы кузова. Это всё могла проделать любая легковушка. Но не за минуту, а часов за шесть. И новая форма кузова могла быть только из перечня стандартных вариантов для данной модели. Само собой, и регистрационные данные оставались прежними.

Так что машина, в которой ехал Белецкий, отнюдь не была серийным изделием отечественного автопрома. Хоть и успешно под него маскировалась.

Но её пассажир этих метаморфоз не видел. Да и не до них ему было. Пока приплюснутый каплевидный серебристый аппарат уносил его по шоссе прочь от столицы, Егор пролистывал в памяти только что прошедшие похороны, на которых ему довелось присутствовать.

Очень необычные похороны. Нет, для какого-нибудь генерала они, возможно, были бы вполне нормальными, но для простого прапорщика…

Начать с самого факта проведения похорон на столичном кладбище. Вот уже полвека сюда мог попасть далеко не каждый усопший. Вообще далеко не каждый мог быть погребён на поверхности планеты, да ещё и в гробу, а не в виде урны с прахом. Если бы всех так хоронили, планета уже давно бы превратилась в сплошное кладбище. Поэтому большинство покойников в Империи кремировалось, и пепел хранился либо в подземных, либо в орбитальных мемориальных комплексах. Правительство вообще мечтало, чтобы пепел просто развеивался по ветру, но Церковь была против, и из этой затеи ничего не вышло.

Второй странностью было присутствие на церемонии большого количества высших армейских и флотских чинов – вплоть до генералов включительно. Хотя когда Егор увидел многочисленные награды, которые почётный караул нёс на подушечках перед лафетом с гробом, то пришёл к мнению, что на похороны такого человека не зазорно было бы прийти и более высоким чинам.

Оказалось, что прапорщик был при жизни награждён почти всеми воинскими наградами Империи. В том числе он был полным георгиевским кавалером, а значит, автоматически получил личное дворянство.

Кроме того, как следовало из приказа, зачитанного командиром штрафбата во время торжественной церемонии, Шелехову посмертно было присвоено звание лейтенанта. Это автоматически означало, что он, а точнее, в данном случае точнее – его потомки получили потомственное дворянство, а вместе с ним и кучу привилегий. И обязанностей, конечно. Куда же без них…

Закончив с оглашением приказа, майор выступил с неофициальным прощальным словом. Затем с короткими речами выступили ещё несколько офицеров в званиях от капитана до генерал-лейтенанта. Потом была церемония прощания, сухой треск залпов воинского салюта и опускание гроба в могилу под торжественную мелодию государственного гимна, исполнявшегося военным оркестром.

А потом… Потом все разошлись. Остался только заваленный цветами памятник. Рядом с памятником той, кого прапорщик любил всю свою жизнь…

Машина, по ощущениям Егора, заметно снизила скорость, немного попетляла и остановилась. По крайней мере, покачивания кузова – характерная примета движения, прекратились.

Ощущения не подвели: дверцы плавно взлетели, подобно крыльям чайки, и перед взором Белецкого предстал уже виденный сегодняшним утром подземный гараж. Вздохнув, Егор покинул успевшее к этому времени ещё раз изменить свою внешность транспортное средство, и по привычной зелёной линии направился к проявившемуся в левой стене проёму.

Продолжались суровые будни.

По прибытии «Императрицы Анны» на Землю, точнее – на околоземную орбиту, группа штрафников-контрабордажников, несмотря на то что с честью выполнила поставленную задачу, немедленно попала в оборот СИБ. Точнее, в «близкие контакты второго рода» с Имперской Безопасностью вляпались трое из них: Белецкий, Карлаш и Левинзон. Фон Стиглиц сразу был направлен в госпиталь, и в отношении него дознаватели пока ограничились снятием информации с накопителя тактика. Шелехов и Похмелов погибли, причём если первый был с почестями похоронен на столичном кладбище, то урна с прахом второго отправилась на один из орбитальных воинских мемориальных комплексов.

Каждому своё. Даже после смерти.

Встроенных БИУСов у погибших не было, потому для следствия их останки не представляли никакого интереса.

Пантелею с Василисой сразу по прибытии на Землю предоставили отпуск, и они убыли в неизвестном направлении, тепло попрощавшись с напарниками и вызвав у этих самых напарников чёрную зависть.

Карлаша и Левинзона промурыжили недолго – через три дня обоих восстановили в звании и отправили к месту прохождения дальнейшей службы. Так что Егор остался в гордом одиночестве. Офицерские погоны ему вернули, но выпускать молодого лейтенанта из своих крепких объятий контрразведка не спешила. Хотя обвинений никаких не предъявляла.

Условия жизни были нормальными, особенно после штрафбата. Предоставленная для проживания комната была почти такого же размера, как на «Змеееже». Даже чуть побольше. Вселившись, Егор тут же оформил своё новое жилище в том же стиле, что и каюту на транспортнике. Доступ к Сети на приём информации ограничен не был. И, как выяснилось через неделю, когда на просьбу посетить похороны Шелехова был получен положительный ответ, ограничение на внешние перемещения тоже было не очень строгое. Хотя, с другой стороны, с родными и знакомыми общаться пока не позволяли, да и похороны боевого товарища разрешили посетить только при условии, что он не будет общаться ни с кем из присутствующих, кроме фон Стиглица, и наденет «личину» – оптическую систему, формирующую ложный облик.

С чем была связана такая секретность, Егору напрямую не объясняли, только туманно намекали на продолжающийся научный эксперимент. Действительно, медицинские исследования приходилось проходить чуть ли не каждый день. Как и отвечать на вопросы дознавателей. Иногда исследования с допросами шли по очереди, иногда – совмещались. Даже в невинных вроде бы перекидываниях парой слов с персоналом базы ставшему последнее время очень подозрительным молодому человеку чудился подвох.