Роберт Хайнлайн - Звездный десант

Чак внимательно рассмотрел прототип «Трудяги Тедди».

— Да, вот это работа, Дэн. Я тобой горжусь, парень. Дашь автограф?

— Лучше посмотри на этот. — Я протянул ему патент на чертежную машину.

— В некотором смысле этот даже лучше. Дэн, ты отдаешь себе отчет в том, что, вероятно, оказал большее влияние на современный уровень развития техники, чем, скажем, в свое время Эдисон? Ты это понимаешь, парень?

— Брось, Чак. Это все серьезно. — Я ткнул пальцем в кучу ксерокопий на столе перед нами. — О’кей, одна из этих машин — моя работа. Но я никак не могу быть автором второй — если, конечно, я не перепутал все на свете насчет своей жизни до того, как я завалился в эту спячку. Если я не страдаю амнезией.

— Ты твердишь это уже двадцать минут. Но, по-моему, у тебя в голове нет никаких коротких замыканий. Ты сумасшедший не больше, чем вообще требуется, чтобы стать инженером.

Я стукнул кулаком по столу, звякнули кружки.

— Я должен знать!

— А ну спокойнее. Что ты собираешься предпринять?

— Что? — Я задумался. — Собираюсь заплатить психиатру, пусть выкопает ответ из моей башки.

Он вздохнул.

— Этого я и ожидал. Ну, давай предположим, что ты заплатишь этому мозгокруту и он скажет, что память у тебя в порядке и что все реле разомкнуты. Что тогда?

— Но этого не может быть!

— Вот и Колумбу то же самое говорили… Ты даже не упомянул самого простого и наиболее вероятного объяснения.

— Какого?

Не ответив, он поманил официанта и велел принести телефонный справочник города и пригородов. Я спросил:

— Что, карету мне вызвать решил?

— Нет еще. — Он пролистнул страницы в толстенной книге, остановился и сказал: — Глянь-ка сюда.

Я глянул. Он держал палец на колонке «Дэвис». Колонок было много, и в каждой были сплошь одни Дэвисы. Но в той, куда он показывал, была дюжина Д. Б. Дэвисов — от Дабни Дэвиса до Дункана Дэвиса.

Было там и три Дэниэла Б. Дэвиса. Один из них — я.

— Это из семи миллионов людей. Хочешь прикинуть, сколько наберется из двухсот пятидесяти миллионов?

— Это ничего не доказывает, — слабо возразил я.

— Да, — согласился он, — не доказывает. Было бы, надо признать, чистейшим совпадением, если бы два инженера, одинаково способных, работали бы в одном направлении, над одной машиной одновременно и имели бы при этом одинаковые фамилии и инициалы. Пользуясь теорией вероятности, мы могли бы подсчитать, насколько мизерно мала вероятность такого совпадения. Но люди склонны забывать — особенно те, кому следовало бы помнить, вроде тебя, — что хотя теория вероятности и позволяет определить, сколь маловероятно подобное событие, она тем не менее с полной определенностью утверждает, что такие совпадения могут быть. Похоже, здесь как раз такой случай. И такое объяснение мне гораздо больше по душе, чем предположение, что мой собутыльник по пиву свихнулся с резьбы. Хорошие собутыльники попадаются чертовски редко.

— И что, ты считаешь, я должен делать?

— Во-первых, не тратить время и деньги на психиатров, пока не попробуешь сделать другое. Узнай имя этого Д. Б. Дэвиса, который оформил заявку на этот патент. Это наверняка несложно. Вполне вероятно, его зовут Декстер. Или даже Дороти. И не спеши сходить с ума, если это даже Дэниэл: у него второе имя — «Б» — может быть Бриггс, а номер карточки социального страхования совсем другой. И третье, что тебе надо сделать. Или, вернее, первое — на время забыть обо всем этом и заказать еще по кружке.

Так мы и сделали и стали говорить о другом, в основном о женщинах. Чак выдвинул теорию, что между женщиной и машиной много общего: и та и другая непредсказуемы в поведении. Он стал рисовать пивом на крышке стола диаграммы, подтверждающие его соображения.

Спустя какое-то время я вдруг сказал:

— Эх, вот если бы существовали путешествия во времени, я знаю, что бы я сделал.

— А? Ты о чем?

— О своих проблемах. Смотри, Чак: я попал сюда — я имею в виду попал в «сейчас», — путешествуя во времени на скрипучей телеге. Но беда в том, что я не могу попасть обратно. Все, что так тревожит меня, случилось тридцать лет назад. Я бы вернулся обратно и выяснил бы правду… если бы существовали настоящие путешествия во времени.

Он посмотрел на меня:

— Но они существуют.

— Что?

Он внезапно протрезвел.

— Упс… Зря я это брякнул.

Я сказал:

— Может, и зря, но ты уже брякнул. Так что объясни мне, что ты имел в виду, прежде чем я опрокину тебе на голову эту кружку.

— Извини, Дэн. Сорвалось.

— Говори!

— Вот этого-то я сделать и не могу. — Он оглянулся по сторонам. Поблизости никого не было. — Это засекречено.

— Путешествия во времени засекречены? Господи, почему?

— Черт побери, парень, ты что, никогда на правительство не работал? Да они бы и секс засекретили, если б могли. Какие тут нужны «почему»? Это просто их политика. Но поскольку это все-таки засекречено, извини, не могу. Так что отстань.

— Но… не дури, Чак, мне же это очень важно. Ужасно важно. — Он упрямо смотрел на свою пустую кружку. Я добавил: — Ну, мне-то ты можешь рассказать. У меня как-никак был допуск «СС». И меня никто его не лишал. Просто я больше не работаю на правительство.

— А что такое допуск «СС»?

Я объяснил, и он наконец кивнул.

— Ясно. У нас это называется «статус Альфа». Да, парень, ты, видно, был на горячей работенке. У меня и то только «Бета».

— Тогда почему ты не можешь мне рассказать?

Но он заупрямился, и тогда я сказал презрительно:

— Я думаю, что такого быть не может. Это ты просто рыгнул с перепою. Ну, бывает!..

Он некоторое время торжественно смотрел на меня. Потом сказал:

— Дэнни?

— А?

— Я тебе расскажу. Только помни про свой «статус Альфа», парень. А расскажу я тебе потому, что это никому не повредит. Я хочу, чтобы ты понял: для тебя и твоих проблем в этом деле решения нет. Это действительно путешествие во времени, да только применить его практически тебе вряд ли удастся.

— Почему?

— Дай досказать, а? Установка не отлажена, и нет никакой надежды, что ее когда-нибудь отладят. Она не имеет никакого практического значения даже для исследователей. Это просто побочный продукт исследований в области антигравитации, вот поэтому его и засекретили.

— Но ведь антигравитацию-то, черт возьми, рассекретили!

— Ну и что из этого? Если бы это можно было применять в коммерческих целях — тогда, может быть, это тоже рассекретили бы. Так что молчи.

Боюсь, что я еще что-то говорил, но лучше уж я скажу, что сразу же приумолк.

Когда Чак учился на последнем курсе в Колорадском университете, в Боулдере, он подрабатывал техником-лаборантом. У них там была большая криогенная лаборатория, и сперва он работал в ней. Но университет отхватил жирный кусок — подписал с военными контракт на исследования, связанные с эдинбургской теорией поля. В горах, за городом, построили новую большую физическую лабораторию. Чака перевели туда, в распоряжение профессора Твитчела — Хьюберта Твитчела, который чуть не получил Нобелевскую премию, и это «чуть» его крепко задело.