Кирилл Клеванский - Сердце Дракона. Том 10 [СИ]

– “Разве мама не рассказывала тебе о том, кто ты такой?”

– “Твой отец не был святым, племянник! Никогда им не был! И все твое детство ты прожил во лжи той иллюзии, которую он соорудил вокруг тебя!”

– “Твои родители хотели заранее выбрать твой путь, чтобы ты прожил короткую, спокойную жизнь бессильного и безвольного!”

– “Она так и не рассказала тебе, кто ты такой на самом деле…”

– “Он так и не смог защитить ни тебя, ни мать…”

– “Они…”

– Хватит! – рявкнул Хаджар. – Хватит! Это не имеет никакого отношения к нашей битве.

– Имеет! – кричал в ответ второй Хаджар. – Ты забыл! Ты все забыл! Ты отказался от меня! Или, думаешь, если бы я был рядом, то этот жалкий Примус смог бы тебя обмануть? Если бы я был рядом – были бы живы все те, кого ты потерял! Если бы я был бы рядом, ты бы уже стал…

– Стал кем? – перебил Хаджар. – Или – чем? Если ты был рядом, я бы жил прошлым. А я не хочу!

– Не хочешь?! – взревел второй Хаджар. – Жить прошлым?! Трус!

Они вновь бросились друг на друга с мечами. Их клинки сверкали на невероятной скорости. Каждый знал, куда нанесет противник следующий удар и они заранее отбивали даже те, что так и не были нанесены. Они кружились в вихре рубящих ударов, неслись по полю нанося друг другу сотни секущий ударов, взлетали над золотистой травой, чтобы превратиться в пронзающий пространство выпад.

Их движения были быстрее, чем мог уследить глаз, а удары сильнее, чем мог бы выдержать крепчайщий из доспехов. Они кружили вокруг, оставляя на земле лишь легкую пыль вместо четких следов – настолько они были быстры.

Врубаясь в друг друга с первобытный яростью, осыпали искрами стали плечи и руки, а те возносились к небу и превращались в молнии. Синюю и черную, которые сплетались в неистовом танце двух рвущих друг друга драконов.

А в центре буйства стали, крови, мечей, ярости и красок, сидел старец. Он перебирал пальцами струны лютни и пел свою песню. То печальную, то грозную, то спокойную, то яростную, как битва, за которой он наблюдал.

– А-А-А-А! –закричал Хаджар.

Он резко остановился, крутанул корпусом, отбивая меч противника и, перехватывая свой собственный, двигаясь спиной вперед, ударил клинком себе под левый бок.

– Десять тысяч?! Мальчишка, ты сошел с ума.

– Для вас это пустяк.

За дверью послышались ругательства, а затем незнакомый голос попросил написать номер счета. В современном мире, не как раньше, свои счета были даже у подростков – появлялись непосредственно с покупкой телефона.

Дверь в его каморку отворилась. На пороге стоял высокий, тучноватый мужчина. За его спиной коварно улыбался тот самый коренастый паренек. Он, повторив свой красноречивый жест с пальцем у горла, прикрыл дверь и, судя по звуку, встал на стреме.

– Не то, что я люблю, – проворчал мужчина. – но, для разнообразия…

Он начал идти к нему, на ходу расстегивая пояс и стягивая штаны.

Да неужели? Неужели в этом мире есть такой монстр и извращенец одновременно, который смог бы изнасиловать его. Скрюченного, скукоженного инвалида.

Ну, пусть ублюдок подойдет поближе…

Когда мужчина оказался на расстоянии вытянутой руки, он рванул вперед и все тот же тюбик зубной пасты, превращенный в опасное оружие, вонзился в бедро монстру.

Тот закричал, только не от боли, а от испуга. Странно, но люди почему-то боятся, таких как он.

Ублюдок отвесил ему такую сильную пощечину, что голова дернулась и врезалась в стену. Судя по звуку – потекла кровь.

– Гребанный уродец, – прорычал мужчина.

Мужчина поднял спущенный штаны, затянул пояс и, хромая, вышел вон из коморки. С той стороны двери послышалась ругань.

Он, за все это время, так и не выпустил своего оружия из руки. Пока у него есть чем сражаться – он все преодолеет. Он всех переживет.

– Держись, дружище! – Эйнен, сквозь пески, бежал на помощь Хаджару, в одиночку сражавшемуся против дюжины разбойников-бедуинов.

Буквально прыгая на головы врагам, островитянин закрутил свой шест-копье. Израненный и окровавленный, он встал спиной к спине с Хаджаром, который выглядел не лучшим образом.

– Забавно, – просипел Хаджар, который чувствовал, что ему явно пробили легкое. – Неужели сляжем в этом клятом Море Песка?

– Все мы, когда-нибудь, умрем, – в своей раздражающей манере, ответил Эйнен.

Затем друзья переглянулись, улыбнулись и хором прорычали:

– Но не сегодня!

– Сиди тихо! – дверь захлопнулась за директором детского дома.

Он хотел сказать, что не сидит, а лежит, но говорить не мог, а читать надписи на стене директриса не собиралась. С

Старая мымра…

В этот день в учреждение приехали телевизионщики. Прямо в его день рождения…

Он лежал и смотрел в потолок. Как и всегда…

Мечтал о чем-то своем. О приключениях. О свободе. О возможности пробежаться по песку. Хоть раз. Как всегда…

Через час он услышал стук каблуков.

– Да где же этот туалет! – едва ли не прокричала молодая женщина.

Она открыла дверь.

Встретилась взглядом с ним и замерла. Она увидела грязное постельное белье, почувствовала затхлый запах вони, рассмотрела исписанную мелком стену и бойницу, заменявшую окно.

Затем был скандал.

Привели богатея, который еще и в правительстве, оказывается сидел.

Он устроил разнос. Нескольких людей уволили прямо в тот же день. В детский дом приехала сто и одна проверка. Количество телевизионщиков превысило все допустимые нормы и пределы.

Говно, брошенное в вентилятор усилиями лишь одной, заблудившейся в старом здании, помощницы депутата, долетело и до самого депутата.

Чтобы как-то, в тот же день, сгладить углы острой ситуации. Он тут же, на всю страну, в прямом эфире, заявил, что берет несчастного инвалида, перед которым провинилось государство в лице ответственных органов, под свою опеку. И сегодня же перевезет его в элитную клинику, которая возвышалась над городом, стоя на высоком холме.

Депутату разве что не рукоплескали. Называли его спасителем всеми брошенного ребенка, хаяли государственный аппарат, который давно бы уже развалился без таких святых людей.

Людям всегда нравились трагичные истории, но со счастливым финалом. И, сколько бы лжи и грязи не было в этих историях, они предпочитали её не замечать.

Но только не он…

Весь день, что депутат носился с ним, когда его, будто экспонат, выставляли на всеобщее обозрение, он видел… видел правду этого убого мира.

Видел правду столь же убоги, никчемных, жалких людей. Которые кроме обмана и предательства не были способны больше ни на что.

Он видел, как хромал тот депутат. Видел, как припадал он на левую ногу и, нет-нет, да хватался рукой за ноющее бедро.

Высокий, тучноватый, с ремнем с железной бляхой.