Владимир Поселягин - Охотник: Охотник. Зверолов. Егерь [сборник]

С двумя пересадками я доехал до вокзала и, забрав вещи из камеры хранения, направился к стоянке такси. Там взял машину и велел везти меня в аэропорт, что тот и сделал.

Жаль, что самолеты не летают по желанию. Вечерний на Москву будет через два часа, на один я опоздал на час, пришлось ждать следующий. Купленный билет лежал в кармане, а я, сидя в зале ожидания, задумчиво покусывал нижнюю губу.

Нужно было переодеться. Мой эксклюзивный индивидуального пошива полушубок остался у родителей, я же ходил в отцовском, стандартном советском. То, что в таких, сшитых по одному шаблону, ходили сотни тысяч советских граждан, не успокаивало меня. У них не было пулевых дырок в кармане и едва заметных брызг крови на рукаве. Ладно, я рукой прикрывал карман, и порча не так заметна. Но всё равно палиться не хотелось.

Я подхватил чемоданчик и направился к выходу. Время сменить имидж у меня еще есть. Сидя в такси (трешку сверху дал, чтобы один в салоне сидел), я размышлял о том, что буду делать дальше. Стандартной заменой под гоп-стоп тут не обойдёшься. Мне нужно было избавиться от полушубка и купить что-то другое. Штаны индивидуального пошива дяди Якова оставим, ботинки жалко, итальянские, но тоже поменяем.

– Лучший магазин одежды где у вас? – спросил я таксиста.

– Импорт или так?.. – с намеком поинтересовался дюжий водитель, с таким хитроватым выражением лица, что я еще раз проверил свои карманы. На самом деле этот водитель курил у машины, и я его выбрал за харизму. Есть такие, весь вид которых показывает, что человек нашел себя в жизни. Надежды оправдались, таксист доставлял клиентов фарцовщикам и спекулянтам.

– Спекулянтов имеешь в виду?

– Ну-у-у, не то чтобы… – замялся тот.

– Я не мент, и законность меня не интересует. Так что?

– Едем, – кинул тот.

Пока ехали, я освободил карманы дубленки от трофеев и других вещей и сложил их все в чемоданчик. Кстати, от него надо тоже избавиться. Лучше нормальный чемодан взять, чтобы соответствовал, так сказать, имиджу. А от этой советской старины избавиться.

Поправив ТТ за поясом, я проверил, легко ли он вытаскивается – местные могли и ограбить – и наблюдал, как мы свернули к гаражам.

Притормозив где-то в середине ряда, водитель посигналил, через пару секунд приоткрылась небольшая калитка в воротах гаража.

– Это тут. Всё, что надо, есть. Мои комиссионные – пять рублей, – напомнил водитель.

– Нормально.

– Вещи можете оставить тут, – предложил тот.

– Мне будет спокойнее, если они останутся со мной, – ответил я и вылез из машины вместе с чемоданчиком.

К моему удивлению, никакой бандитской засады в гараже не обнаружилось. Внутри находился паренек из тех, что раньше называли стилягами, однако по виду парня и не скажешь, что эта мода прошла.

Быстро осмотрев при свете лампочек многочисленные узлы и сумки (были и новенькие чемоданы), я прошел в гараж и посмотрел на стилягу – я стал мысленно называть его так.

– Что интересует? – поинтересовался тот, настороженно посмотрев на меня.

– Реальный импорт на меня. Чтобы со стороны можно было принять за иностранца.

– Полная?

– Да.

– Обувь у вас фирма. Да и брюки тоже. Дубленка только подкачала, – слегка склонив голову, он посмотрел на карман, задумался и испуганно сглотнул. – Мы можем взять за полцены.

– Устраивает, – согласился я.

За пятнадцать минут я был одет в действительно хорошую фирму, не зря тут был порт, куда заходят иностранные суда.

Поправив складки, я притопнул новеньким ботинком на толстой подошве и, пройдясь, проверил, как всё это на мне сидит. Даже белье и носки взял новые. Гаражный магазинчик, что предоставлял широкий ассортимент покупок, меня искренне порадовал.

– Как на вас шили, – угодливо сообщил паренек.

– Согласен. Сколько?

– Триста шестнадцать рублей. Куртка кожаная, американская, дорогая. В таких летчики ходят.

– С учетом скидки? – усмехнувшись, спросил я.

– Конечно, – не моргнув глазом, соврал тот и тут же отлетел на узлы, когда тэтэшная пуля ударила его в грудь. В таком деле нужно работать по возможности без свидетелей, а подобный след я оставить просто не мог.

Быстро развернувшись, я выскочил на улицу, где таксист уже запустил двигатель и с хрустом врубил первую передачу. Снег сыграл с ним дурную шутку, я успел и выйти, и прицелиться, и выпустить дополнительно две пули, пока шины визжали на ледяном насте.

– Извините, парни, но тут на войне как на войне. Я не оставляю следов и свидетелей, – пробормотал я, опустив пистолет.

«Волга» тем временем немного проехала, задергалась и заглохла. Возвращаться в машину я не стал, только подошел и сделал контрольный выстрел через покрытое сетью мелких трещин боковое окно. В салоне не было моих отпечатков, за всё время поездки я только раз снимал перчатки, чтобы переложить вещи, и ничего не касался. Я себя контролировал.

Открыв дверцу, чтобы убедиться, что водитель мертв, я толкнул его внутрь салона, стараясь не испачкаться в крови, и удивленно приподнял брови. Между дверью и сиденьем лежала шипастая дубинка. Взяв ее в руки, я присмотрелся. Сомнения в необходимости убирания подобных свидетелей сразу отпали. Свежие следы крови и клок волос показали, что они не так чисты, как мне казалось. Не простые спекулянты, но и убивцы.

С сожалением осмотрев изляпанный кровью салон (теперь машиной не воспользуешься), направился обратно в гараж. Там взял новенький английский чемодан и, вытащив его наружу, проверил, все ли вещи собрал, и стал готовить погребальный костер для стиляги. Бензином пользоваться не хотелось – что это за иностранец, от которого керосином воняет? Пришлось так поджигать те тряпки, что вытащил из узлов, и свою старую одежду. Избавлялся таким манером от улик.

Привел себя в порядок, бумажник с валютой положил в правый карман тёплой кожаной куртки на меху, документы – в левый.

Кстати, документы у меня были на Жана Требулье, гражданина Французской республики тридцати шести лет отроду – я тиснул их из тайника Гоши Музыканта за несколько минут до его смерти. Путём работы лезвием и разными растворителями, фотография сменилась на мою, а возраст по году рождения снизился до двадцати шести. Имя осталось, но фамилия поменяла несколько букв и стала Тревунье. Подделка была качественной, и я не боялся спалиться.

Причина менять фамилию была веской. Во-первых, такой человек существовал, он был французским коммунистом, и ему действительно было двадцать шесть лет. Во-вторых, он жил в Советском Союзе вот уже три года. В-третьих, лет семь назад я зашел к своему знакомому из технического отдела и, сообщив ему, что получил задание набивать руку на создании фальшивых документов, предъявил ему переделанный паспорт француза. Тот долго ржал и сообщил, что опытные зубры на границе раскроют мою фальшивку влет, но признал, что та сделана неплохо. Средненько. Потом он проверил, есть ли подобный приказ. Тот действительно имелся – попросить начальство его отдать было не трудно, и этот парень в течение года учил меня разным ухищрениям по подделке документов на выделенных под роспись бланках. Потом я ушел служить срочную в погранвойска, но знакомого не терял, и знал обо всех новинках защиты как наших, так и заграничных загранпаспортов. Ну, а когда продолжил учиться в институте, узнал, кому разрешен выезд за границу с примерно такими же данными, что у меня были на захованном паспорте. Доделал его и держал как запасной вариант в схроне у отца. Так что в своем паспорте я был уверен.