Александр Пономарёв - Терракотовое пламя [litres]

Похожие на пожарные рукава обрубки ещё вращались в воздухе, а Байкер уже сорвал с поводка разгрузки гранату, рывком выдернул чеку и метнул боеприпас в окровавленную пасть ревущего монстра. Видимо, решил, что так будет быстрее, чем перезаряжать гранатомёт.

В этот миг багряный ливень с градом из дурно пахнущей требухи, черепушек и костей предыдущих жертв чудовища и обломками его выбитых взрывной волной длинных зубов обрушился на землю, накрыв нас с головой. Вместе с кровавым дождём с неба упали ампутированные взрывом гибкие конечности монстра. Они ещё елозили по испачканной в крови земле среди чужих костей и разорванных на мелкие кусочки внутренностей твари, когда граната взорвалась, добавив багрянца в и без того психоделический пейзаж.

Испустив последний вздох, невиданное чудище шумно обрушило на землю уцелевшие щупальца. Даже сдохнув, тварь умудрилась снова уделать нас с ног до головы отвратительно пахнущей липкой жижей, в которую превратилась пропитанная кровью земля.

Девушки не вынесли повторного купания (они и после первого раза чувствовали себя не очень), почти одновременно согнулись в поясе и шумно выпустили на волю содержимое своих желудков. Я тоже держался из последних сил: тошнотворный запах так и подбивал присоединиться к Арине и Насте. Байкер же выглядел бодрячком, как и учёные. Те, правда, умудрились ещё и сохранить свои комбинезоны в первозданной чистоте, тогда как мы выглядели сбежавшими со скотобойни маньяками.

После гибели монстра что-то в окружающем нас пространстве изменилось. Я не сразу понял, что именно, но, когда осознал, немало удивился. Оказывается, всё время, пока мы бились с тварью, датчик аномалий ПДА верещал как полоумный. Теперь же он молчал, как партизан на допросе.

– Твою ж медь! – пробормотал я, всё ещё часто дыша после недавнего выброса адреналина в кровь, и сильно потряс рукой с пристёгнутым к запястью устройством. Прибор по-прежнему молчал, исправно высвечивая на карте две жёлтые точки в стороне от белой звёздочки с тремя жмущимися к ней зелёными искорками.

– Что случилось? – спросил Байкер, глядя, как я стучу по экрану пальцем.

Я рассказал ему о своих наблюдениях и резюмировал:

– Как-то не хочется оказаться в Зоне с неисправным ПДА. Сталкерская чуйка – это хорошо, но лучше, когда она работает в паре с электроникой: не одно, так другое поможет избежать неприятности.

– С прибором всё в порядке, – сказал один из яйцеголовых, тот самый, что снимал происходящее на видеокамеру. Пока я общался с Байкером, он подошёл к нам и теперь стоял неподалёку, согнув правую ногу в колене. За отливающим зеленью стеклом шлема лица учёного видно не было, а по механическому голосу коммуникатора невозможно было даже примерно определить возраст говорившего.

– Как в порядке, если ещё недавно он верещал, предупреждая о близости аномалий, а теперь молчит? Или он тогда глючил, или сейчас, и ловушки находятся где-то поблизости.

– Никаких очагов деструктивной активности рядом нет, кроме того, что вы недавно уничтожили.

Мы с Байкером переглянулись.

– Какая же это аномалия, – проворчал он, – это мутант. Ты же сам видел, как он тут верещал и размахивал своими отростками.

– Вы правы и неправы одновременно, – менторским тоном сказал учёный и протянул руку: – Герман. Спасибо, что откликнулись на мой призыв.

Мы по очереди пожали его затянутую в чёрную прорезиненную перчатку ладонь, назвали свои имена и сказали, как зовут девушек. (Те уже воспользовались минуткой отдыха и приводили себя в порядок, смывая капли крови с лица водой из фляжек и пытаясь хоть как-то оттереть пучками травы ткань комбинезонов.)

– Это аномут. – Герман показал на глубокую воронку в земле и безвольно лежащие рядом с ней щупальца. – Живая аномалия, точнее, симбиоз химической аномалии и мутанта. «Желе», «студень» или «шипучка» выступают у него в роли пищеварительной системы, а щупальца нужны для захвата жертвы задолго до того, как та окажется в зоне действия смертельной ловушки.

– И в чём смысл?! – Байкер так возмутился, будто появление аномутов было чем-то выходящим за все рамки и правила. – Что, аномалии плохо будет, если в неё никто не попадёт?

– Зона эволюционирует. Аномуты – наглядное проявление этого процесса. Цель любого развития проста: получить новые ресурсы и территории для дальнейшего существования. Зона постепенно увеличивается в размерах, но не так быстро, как ей хотелось бы. Для скачкообразного расширения нужно много энергии. Страх и боль – вот в чём она нуждается для экспансии по всему миру. Аномуты помогают ей в накоплении нужных эмоций, впрочем, как и всё, что она создала тут. Эти эманации человеческой души самые сильные, они несут в себе столько энергии, сколько всем электростанциям мира не под силу произвести за всё время их работы.

Герман помолчал, а потом вдруг неожиданно спросил:

– Знаете, почему происходят выбросы?

– Ну да, – сказал я. – Энергия ноосферы изливается на землю, порождая мощный всплеск аномальной активности.

– Это одно из предположений, – кивнул учёный и махнул рукой в сторону по-прежнему колдовавшего над прибором коллеги: – Но у нас с Игнатом есть другое объяснение этому феномену. По нашему мнению, во время выбросов Зона сбрасывает избыток негативной энергии, так сказать, стравливает давление, чтобы сохранить себя и не пойти вразнос.

– Подожди, – прогудел Байкер. – Ты же говорил, что Зоне нужны наши эмоции для расширения, а теперь утверждаешь, что с помощью выбросов она избавляется от излишков энергии. Неувязочка получается, ёк-макарёк!

– На самом деле никакой неувязки тут нет. Зоне действительно нужны наши эмоции, в первую очередь страх и боль. Она питается ими, получая их посредством гибели сталкеров в аномалиях или от зубов и когтей мутантов, но люди и без того накачивают её негативной энергетикой. Помимо страха и боли мы с избытком излучаем в окружающее нас пространство мегаватты ненависти, ярости и злости. Добавьте сюда зависть и гнев, и вы получите коктейль из отрицательных эмоций такой разрушительной силы, какой не способны достичь все ядерные испытания и катастрофы в истории Земли вместе взятые. Любому двигателю нужно правильное топливо. Например, если вместо бензина залить в бак авиационный керосин, машина, может, и поедет, но недолго, и двигателю, скорее всего, понадобится дорогостоящий ремонт. Так и здесь. Зона спасает себя, сбрасывая излишки энергии, и одновременно накапливает необходимые ей эмоции для мощного рывка. Я вам сейчас всё объясню…

– Эй, а может, вы потом поговорите, а? По дороге в научный лагерь, например, – звенящим от недовольства голосом сказала Настя. – Давайте уже пойдём отсюда, тут всё кровищей залито и отвратительно пахнет.