Захар Петров - Метро 2035: Муос. Чистилище [litres]

– Ты издеваешься? Я тебя спрашиваю, почему ты не выполнил приказ?

– Я выполнил, подполковник. Смею поправить, это был не приказ, а рекомендация. Вы сказали дословно следующее: «Командующий просил, чтобы с девкой, если пройдет первую часть, не церемонились». И все же это указание выполнено. С ней никто не церемонился.

– Не цепляйся к словам, капитан. Ты знаешь, что значат такие рекомендации – ее должны были утащить отсюда под руки. Думаешь, я не слышал твоего «Она – наша»? Или будешь доказывать, что четвертый не мог ее уложить?

– Мог.

– Что – пожалел девочку? А чего ты не пожалел двоих с ожогами, троих с тяжелыми травмами? У одного, кстати, перелом позвоночника – вниз головой с бревна спрыгнул. Может парализованным на всю жизнь остаться. Их ты не жалеешь! Ты даже не поинтересовался здоровьем ни одного из них! А целка в тебе сердце растопила?

– Никак нет. Я приостановил бой, потому что она и так сделала больше, чем кто-либо до нее. Не забывайте, что она первая, кто уложил…

– Не смей! – уже кричал подполковник. – Не смей мне напоминать про этот позор! Ты понимаешь, что ты и твой самовлюбленный недоделок сотворили? Вы опозорили спецназ! Сейчас шестеро, не прошедших отбор, пойдут и на всю Республику разнесут, что какая-то засранка замочила убра! У нее после этого должна была остаться только одна возможность ходить – на костылях! А ты дал своим людям откат, сделав ее победителем. И что мне скажешь после этого делать? Как объясняться с Командующим?

– Мы вынуждены ее принять в свой отряд.

– Вынуждены, – передразнил подполковник. – Ну что ж, принимай в свою пятерку.

– Моя группа укомплектована.

– Разукомплектуем. Сиплого от тебя перевожу в неукомплектованную пятерку Столбняка. А ее – к тебе. Чего вылупился? Принимай к себе слабое звено и начинай формировать бабский батальон! Свободен!

Капитан вышел из кабинета. Остановился и увидел корчившуюся у стены Веру.

– Слышала?

– Да.

– Через час будет врач. Даю сутки на зализывание ран. Потом начинаем тренировки. Поняла?

– Так точно.

Капитан хотел сказать еще что-то злое, но потом махнул рукой и пошел к своей группе.

Вера поднялась, держась руками за стену. Потом, прижимая одну ладонь к саднившему животу, покульгала в сторону начала тупика. Там, где был старт, она оставила свою юбку с секачами. Ей непременно надо их забрать.

Забрав юбку с секачами, Вера вернулась к казарме. От удара в нос под глазами наливались красные гули. Она еле удержалась от соблазна упасть на пол прямо в туннеле – ей срочно нужно было сконцентрироваться на отдыхе и отключиться. Но отдых пришлось отложить. Капитан – ее начальник – раздраженно спросил:

– Где ты ползаешь?

Все население Урочища, кроме групп, отсутствующих на заданиях, вышло из казарм и участвовало в ритуале посвящения новобранцев. Растягивать формальности здесь было не принято – завтра новеньким предстояло начинать тренировки, а может быть, и вступить в бой. Поэтому их, полуживых после экзамена, сразу же приводили к присяге. Капитан потащил Веру к поставленному посреди туннеля столу, застеленному каким-то древним выцветшим сукном когда-то красного цвета. Он вложил в руку Веры меч, в левую ладонь всунул измятый лист бумаги с текстом:

– Читать умеешь?

Вера кивнула. Капитан ткнул пальцем в лист:

– Громко и внятно!

Вера не совсем понимала, что от нее хотят. Ей на минуту показалось, что над ней просто хотят поиздеваться. Архаичный ритуал казался ей каким-то глупым фарсом. Она быстро осмотрелась – нет, все предельно серьезно. Офицеры, солдаты, женщины, дети, недавно принявшие присягу новобранцы – все стоят и смотрят на нее. Внимательно, кто-то с удивлением, кто-то с неприязнью, но никто – с насмешкой. Вера опустила глаза к тексту присяги. Медленно она начала читать рубленые слова текста, который здесь считали священным:

– Я, вступая в ряды Ударного Батальона Республики, даю клятву Республике, даю клятву воинам живым и воинам павшим, даю клятву народам Муоса отдать себя всего без остатка борьбе с врагами Республики. Отдаю свою жизнь Республике, свою волю – командирам, свою судьбу – служению Закону. Клянусь достойно умереть в бою или предать себя смерти, если таков будет приказ. Клянусь по приказу беспрекословно уничтожить любое существо в Муосе и вне его, кем бы оно ни было. И если я нарушу данную клятву, пусть меня немедленно покарает рука товарища.

Командир УБРа, стоявший по другую сторону стола, потребовал:

– Подыми меч.

Вера не совсем поняла приказ. Капитан схватил ее за правую руку и поднял ее так, что рукоятка меча оказалась на уровне груди девушки, а острие было обращено вверх. Меч был остро заточен, но на клинке виднелось множество зазубрин. У эфеса на лезвии были выгравированы в разное время слова: «Бобер», «Кол».

– В боях с этим мечом в руках геройски погибли два убра. Бобер и Кол были добрыми воинами. Они убили этим мечом многих врагов. Теперь он твой, и это – большая честь для тебя. Не опозорь это оружие.

Несмотря на пафосный тон, командир сказал это с тенью пренебрежения к Вере. Как будто хотел показать, что уже скоро у меча будет четвертый владелец. Вера спокойно ответила:

– Не опозорю.

Ответ Веры был нарушением ритуала, но командир промолчал. Он развернулся и пошел к блоку. Так просто была закончена церемония. Все стали расходиться. Из-под носа Веры унесли стол с сукном. Она же так и стояла с заплывшими глазами, с мечом в руках, не зная, что делать дальше.

– Пошли, что ли, – грустно сказал ей подошедший сзади капитан, командир пятерки убров, в число которых теперь была принята Вера.

До этого у Веры не было времени рассмотреть своего командира. Крепкий коренастый мужик. Лет под сорок. Как у большинства из убров – стрижка с обрезанной на нет челкой. Это делало его похожим на древнеримского воина. Широкое лицо с грубыми чертами. Но вот глаза – в них тоска, необычная для смелых и самоуверенных убров. Теперь она его узнала. Это тот офицер, который вместе со следователем и своими солдатами уничтожил логово чистильщиков, напавших на МегаБанк.

После подавления властями Центра восстания на Институте Культуры отец Сергея Зозона со своей семьей был переселен на опустевшую после репрессий станцию. Он был хорошим сапожником и на новом месте вскоре дорос до УЗ-5, возглавив обувную мастерскую. Дела шли хорошо, их семья жила в достатке, в ближайшее время отец должен был стать инспектором обувных и одежных мастерских с присвоением ему четвертого уровня значимости. Нашествие ленточников на их далеком от восточных рубежей Институте Культуры казалось бы угрозой чересчур преувеличенной, если бы не потоки беженцев из Америки. Эти люди бросали свои дома, присягали на верность Центру, соглашались становиться УЗ-7 и даже УЗ-9, только бы их защитили от монстров в человеческом обличии.