Артур Темиржанов - Человек, который построил Эдем

— Я найду тебе тёплое место поближе к Трону, обещаю, — серьёзно сказала Сабрина. — Ты только не ной.

Проходя мимо залов, Сабрина заметила толпы новых рекрутов. Последний день выпускного курса — первый день для новоприбывших. Принцесса порыскала глазами.

В толпе первокурсниц стояла Елизавета. Ей, как и Сабрине, достались от матери длинные тёмные волосы и ярко-зелёные глаза. Только в отличие от старшей сестры Елизавета предпочитала держать волосы распущенными. «Но это до тех пор, пока не начнутся тренировки», — подумала Сабрина. Инструктор Майлз в это время ходил перед строем, махал рукой с зажатым в ней ножом и вещал:

— Это, мальчики и девочки, самое страшное оружие, когда-либо изобретённое человечеством. Кусок остро заточенной стали, которой можно дырявить людей и заставлять их умирать. Всё очень просто, тупо и элегантно, ничего знать не нужно, просто подходишь и бьёшь! Эй ты, белобрысая, а ну-ка иди сюда! Возьми этот нож! Да, чёрт возьми, я к тебе обращаюсь, гнида, вперёд! Да как ты идёшь, едрить твою налево! Что, в твоём Приюте не обучали, как надо маршировать?! Да конечно! Ты, небось, пришла сюда, надеясь на халяву получить гражданство, да, мразь? Вот хрен тебе жирный с маслом. Только говнюки хотят получить всё на халяву, а такие в моей любимой пехоте не задерживаются. Я заставлю вас работать! Вы у меня ещё пожалеете, что не остались на заводах, выкупать себе свободу! Вы у меня станете лучше и ближе к совершенству! Так, подойди сюда! Возьми нож! А теперь убей меня!

Через секунду безымянная девочка-рекрут валялась на полу. Сабрина следила за Елизаветой. Глаза юной первокурсницы расширились от ужаса, ладонь прикрывала рот. Воспоминания о знакомстве с Академией наплыли на Сабрину. Тогда инструктор выбрал какого-то парня, и пощады ему не было. Вот уж тебе и половое равенство.

Но Сабрине было проще, намного проще. Она готовилась стать солдатом чуть ли ни с детства. Елизавета из другого теста. Она поёт словно ангел, её лёгкости в танце позавидует и пушинка, а уж рисунки её иначе как волшебством назвать нельзя.

«Вот только художниц, певичек да танцовщиц и так полно, — подумала Сабрина. — В отличие от женщин-солдат».

Елизавета осознанно сделала выбор. Она сама попросилась в Академию. Сабрина могла лишь надеяться, что сестра выдержит испытания, а не просто так похоронит остальные таланты.

— Ну что, мы идём? — поинтересовалась Роуз. Сабрина показала на Елизавету.

— Хочу её дождаться.

И они дождались. Как только тренировка первокурсников закончилась, и их строем отправили в столовую, Роуз и Сабрина решили продолжить прерванный путь.

В столовой стоял жуткий шум, туда-сюда носились юные кадеты с горящими глазами. Казалось, все они состоят из одних позолоченных аксельбантов — из-за Дня Победы аскетичный наряд Сабрины сильно выделялся среди празднующих студентов. Как Роуз и сказала, все просто плюнули на дисциплину и рассаживались так, как хотели. Для выпускников это было заслуженным отдыхом, а для перваков — мягкой ступенькой акклиматизации.

Сабрина краем глаза заметила среди толпы Елизавету, одетую в столь же простую форму без всяких украшений. Вокруг Лизы стояли её одногруппницы и задавали девочке какие-то вопросы. Та отвечала нехотя и с настолько несчастным видом, что, казалось, сейчас заплачет.

— Прости-ка, — сказала Сабрина Роуз и начала прорываться к сестре. Соперничество между рекрутами было краеугольным камнем Академии, его альфой и омегой. «Только в постоянной борьбе может родиться сильнейший», — повторял раз за разом командор Кирстен, отвешивая нерадивым кадетам воспитательные оплеухи. Проблема Елизаветы состояла в том, что в ней не было ни капельки силы. Если Сабрина уже в начале первого курса сумела совладать со всеми своими одногруппниками, и умудрилась даже наладить более-менее дружеские отношения с Дэниелом Роско, Елизавета предпочла оставаться в тени и давать себя в обиду.

— Мне срочно нужно поговорить с Лизой, — произнесла Сабрина, врываясь в тесный круг первокурсниц и хватая сестрёнку за руку. Со всех сторон послышались крики возмущения, но девушке было не до этого. Вытащив Елизавету из толпы, она посадила её за стол, где сестёр уже ждали Роуз и Реджинальд Кински. Сама Сабрина направилась к раздаточному пункту. Надежды на праздничный обед развеялись сразу же: утилизатор выплюнул ей в тарелку зелёную жижу — ага, сегодня суп.

Во Дворце у дедушки была оранжерея, в которой росли настоящие фрукты и овощи, а также работали специально обученные люди, которые звались поварами. Они занимались тем, что готовили блюда из синтетических ингредиентов, напечатанных утилизатором, или же из плодов оранжереи. Насколько Сабрине было известно, любая более-менее крупная Семья имела у себя настоящие сады. Пусть едой из утилизатора, приправленной всякими специями, питаются действующие граждане. Сабрина никак не могла дождаться возвращения во Дворец. Хотелось снова насладиться нормальной едой, а не объедаться армейской пародией на питательные вещества. Осталось потерпеть совсем чуть-чуть.

Поставив себе на поднос чашку с порошковым соком, Сабрина вернулась к столу. Елизавета, красная как мундир королевского гвардейца, уставилась вниз. К груди она прижимала сложенную шахматную доску, причём, так сильно, что побелели костяшки. Её очки запотели. «Всё-таки не сдержалась и заплакала», — расстроенно подумала Сабрина. И тут же одёрнула себя. «Ей нужны эти моменты, чтобы стать сильнее. Пусть плачет».

Присев рядом с сестрой, она произнесла ровным голосом:

— Что они у тебя спрашивали?

— Я выходила из раздевалки и оставила шкафчик открытым, — срывающимся голосом ответила Елизавета. — А внутри была икона Отца. Я её нарисовала.

«Проклятье. Почему именно в День Победы?»

— И что же случилось? — смягчившись, спросила Сабрина, пытаясь разжать пальцы Елизаветы и освободить шахматы. Вопрос, когда же Елизавета начала интересоваться религией сааксцев, висел на краю сознанию, но сейчас было не время его задавать.

— Они её нашли. Сначала начали смеяться, а потом расспрашивать, для чего она.

— И что ты им рассказала?

— Правду.

Сабрина тяжело вздохнула:

— Сколько я тебе говорила, милая: что правда для тебя необязательно будет тем же для другого человека. Важно то, как ты это подашь, — убрав с лица сестры упавшую прядь волос, Сабрина аккуратно взяла Елизавету за подбородок и подняла её лицо. — Процитируй всё то, что ты сказала.

— Я сказала… я сказала, что Отец смотрит за всеми. Он оценивает поступки, что мы совершаем во время жизни и, когда приходит пора умирать, самые чистые отправятся греться в его тепле, а осквернённые будут навечно заключены в преисподней.