Влад Поляков - Осколок империи [litres]

Шаги, едва-едва, но все же слышные сквозь дубовое полотнище двери. И вопрос:

– Кто там?

– От товарища Самойлова. Тут новые бумаги пришли по Самаре, просили вам передать под роспись.

Недовольное ворчание и звук открывающихся замков. Знакомая фамилия прозвучала, да и документы Шинкареву на дом частенько привозили. Так что устроенное мной представление было принято за истину. Он не мог не купиться. И до какой же степени проявились на его лице изумление и страх, когда, открыв дверь, обнаружил, что ему в живот направлено дуло нагана.

– А-а…

– Это не грабеж, это хуже. К тебе, Шинкарев, ОГПУ познакомиться пришло, – мило улыбнулся я впавшему в ступор хозяину квартиры. – Ты, главное, не шуми, и все будет не так плохо, как могло бы. Насчет «хорошо» ничего не обещаю, слишком уж ты накуролесил. Жена дома?

Ни слова в ответ, лишь слабый кивок. Ну да мне и этого довольно. Сейчас только… Аккуратно, без лишней грубости разворачиваю объект лицом к стене и защелкиваю на нем наручники. Со скованными за спиной руками сложно что-нибудь учудить. И лишь после этого предъявляю свежеарестованному удостоверение.

– Вопросы есть, Михаил Панкратович? Ну как хотите.

Закрываю дверь на замок и, подталкивая вперед Шинкарева, двигаюсь внутрь квартиры. Тот же, немного отойдя от первоначального шока, шепчет:

– Я ни в чем не виноват, это какая-то ужасная ошибка. Понимаете, товарищ, э-э… Товарищ, я работник наркомата!

– А в довесок агент французской разведки, завербованный в конце двадцать пятого года то ли Франсуа Кольером, то ли Жаком де Рилье. Оно, в общем, особого значения не имеет, согласитесь. Да, жена ваша где?

– Она спит… Мигрень у нее… была.

– Вот и не будем будить раньше времени. Аккуратненько пройдем к черному ходу и впустим моего коллегу. А потом поговорим, – чуя непонимание со стороны Шинкарева, предпочитаю заранее прояснить: – У вас, Михаил Панкратович, есть выбор. Или вы всеми силами с нами сотрудничаете, и ваше положение становится менее печальным. Или же… начинаем с вами «работать» в пределах наших возможностей и фантазии. Поверьте, что и то и другое весьма обширно.

– Я в-верю!

– Вот и чудненько. Только дверку-то откройте. Мне с этими мудреными замками возиться, знаете ли, недосуг. Ах да, наручники… Ладно, придется самому.

Открываю дверь и вижу… подпирающего стену Петрова. Так и захотелось отвесить ему либо пинка под зад, либо затрещину за вопиющую халатность. Но увы, пришлось ограничиться ехидным замечанием:

– А если бы сейчас отсюда фигурант ломанулся? Да со шпалером наперевес? По-простому, на рывок! Тогда были бы похороны за государственный счет, воинский салют над гробом агента первого разряда, павшего при исполнении служебного долга. Потом выпили бы в память о боевом товарище. И все.

– Ну я ж знал, что тут не опасный живет…

– Ты не знал, ты всего лишь догадывался, – поморщился я. – А, что я тут с тобой рассусоливаю! Давай уж, проходи. Будем с гражданином Шинкаревым разговоры разговаривать. Точнее разговаривать буду я, а ты с листом бумаги и ручкой записывать станешь. Подробно.

Послали боги помощничка! Безобиден по большому счету, но несколько ленив и умом не озадачен. Впрочем, такой вариант как бы не из лучших. Умный может быть опасен. Откровенно тупой способен доставить проблемы именно тупостью. И уж упаси меня судьба от кого-то вроде Халилова! Подобного урода терпеть было бы чрезвычайно сложно. А ведь «халилововидных» в ОГПУ очень немалый процент, причем равномерно распределенный между всеми отделами и направлениями. Считаются необходимым кадровым составом, да и вообще словно культивируются. Хотя почему «словно»? Именно что натаскиваются, раздувая и так гнилое нутро до совсем уж феерично-омерзительных размеров.

Пока же, не углубляясь в философские размышления, я приказал свежеарестованному французскому шпиону двигаться в комнату, используемую в качестве кабинета, где и планировал начать обработку объекта.

Кабинет был… впечатляющим, но отнюдь не в хорошем смысле этого слова. Нет, работать тут было можно, все необходимое присутствовало, но вот отсутствие какого-либо стиля, вразнобой надерганные предметы меблировки и общий декор… Да уж, типичный случай «вали кулем, а потом разберем». Хозяин явно тащил в норку то, что казалось подороже и более пафосным. Пар-ртийцы! Понатащили в свои дома и квартиры то, что их «братья по маразму» награбили во время гражданской, и счастливы до потери пульса. Вот только не понимают, что обладание «мебелями» и прочими вещами тех, кто был лучшей частью рухнувшей империи, не делает их хоть сколько-нибудь на них похожими. Скорее наоборот, еще сильнее подчеркивает разницы между бывшими и нынешними обладателями. Ведь если курице вставить в задницу пышные перья, это не превратит птичку в павлина.

Так, Шинкарев усажен на показавшийся наименее удобным стул, Петров отправлен на диванчик. Ну а я занял очень уютное даже на вид кресло. Хм, не только на вид, мелочь, а все равно приятно. Вот теперь можно и поговорить по душам.

– Итак, Михаил Панкратович, вот чего я от вас хочу добиться. Необходимо искреннее и деятельное сотрудничество, которое несомненно зачтется. До какой степени – этого точно сказать не могу. Может заметным снижением срока, который вы проведете в местах, вопреки поговорке, весьма отдаленных. А может, если карты удачно для вас лягут, и того приятнее получится. Но тут не будем загадывать…

– Мне все писать?

– Горе ты мое персональное! – возвел я глаза к потолку, едва услышал слова Петрова. – Нет, достаточно лишь его слова по делу записывать. Учись ты головой думать, Иван, а то так и останешься в звании «агент первого разряда». Не уподобляйся Халилову!

– Не буду.

А интонация виноватая такая, как будто гимназист на уроке, не сделавший домашнее задание. Цирк… с конями. Что до Шинкарева, то сия персона хрупнула и поплыла. Стоило лишь напомнить о сроке, тюрьме и возможном смягчении наказания. Удобный клиент попался, очень удобный! Без идеи, за которую работал на иностранцев, без стержня в душе, без твердого характера. Обычный слизняк, каковых и штампует советская система для работы по партийной линии. Там ведь или тупицы «все ради партии», или вот такие вот приспосабливающиеся ко всему и вся индивиды. И почти все – выходцы из слякотной грязи, которую до революции на порог приличного дома не пустили бы. И не из-за происхождения, а исключительно вследствие личных качеств, вернее, их отсутствия. Правильно их вождь, Ленин Владимир Ильич, заявил, когда его спросили, на кого он делает ставку в планируемой революции. Он, нимало не задумываясь, ответил от всего сердца: «На сволочь!»

Никакой лжи не было в ответе. Уголовники были объявлены элементом «классово близким к пролетариату», в сельской местности опирались на голытьбу, которая просто не желала пользоваться теми наивыгоднейшими условиями, что были созданы еще со времен премьерства Столыпина. Ну а в городах… О, там было чуть сложнее! Откровенные маргиналы, не желающие работать, люмпен-пролетариат, работающий кое-как и не имеющий перспектив для роста по причине хронического и неисправимого тупоумия – это само собой. Разные либералы-идеалисты коммунистами никогда не считались своими, обзываясь «попутчиками», то есть используемыми до поры до времени. И всевозможные инородцы, вроде кавказцев всех мастей, прибалтов, поляков, испокон веков ненавидящих Россию. Ну и вышеупомянутые «классово близкие» уголовники. Вот они, стройные ряды, на которые опирались Ленин со своей кодлой. И впрямь классическая сволочь во всех разновидностях, не поспоришь! И вот именно из нее по большей части и набирались кадры во все ветви власти и вообще мало-мальски значимые структуры. Одно хорошо – с ними было легко работать. Вот как сейчас.