Сергей Семенов - Метро 2033: Холодное пламя жизни [сборник litres]

Фиг им всем!

Ярослав сжал кулаки, вспоминая сегодняшнюю обиду, когда Митяй – чертов дебил! – обозвал его паршивым недоразвитым козлом, а остальные дети хором заблеяли, поддержав заводилу. «Никакой я вам не козел, уроды!» – прошептал мальчик и залез под кровать. Там он нащупал мешок, куда вот уже несколько месяцев складывал все самое необходимое, готовясь к походу. Этой весной он твердо решил убежать из Юрьева, подальше от этих… этих… Мальчик так и не смог подобрать нужного слова.

– Бе-е-е! Бе-е-е! Бе-е-е! – тихо передразнил обидчиков раздосадованный Яр. – Бараны и овцы! Стадо!

Он раскрыл вещмешок и еще раз пересмотрел содержимое, которое собирал несколько месяцев по всему Юрьеву. Тут были: маленький котелок, успешно стянутый с кухни, когда повариха отвлеклась; десятиметровый моток веревки – пришлось незаметно снять занавеску в дальней комнате у совсем дряхлого деда Николая, когда тот спал; немного отмотанной лески с крючками, что выделил Семен Васильев, промышлявший рыбной ловлей в Колокше; сухая вата и кремний в целлофановом пакете – непременно придется разжигать костер, не сырой же есть рыбу; и самым ценным в коллекции был здоровенный для мальчика армейский нож, широкое и острое лезвие которого внушало Яру уважение. Пацан хотел стыбрить еще и пистолет с луком и стрелами у Санька из стрельцов – защитников города, но мужчина так сильно переволновался, когда обнаружил пропажу ножа, что Ярослав передумал. Он и так весьма подвел человека: Саньку́ еще и за нож взбучка будет, ведь все оружие выдавалось заступающим на смену бойцам и находилось на строгом учете у главы Юрьева – дяди Юры Панова, отца противного Митяя.

– Бе-бе-бе, урод! – вновь пробормотал Яр, вспомнив про обидевшего его мальчика.

Он присел на дорогу, и вдруг, вынув из-за пазухи старый, пожелтевший, но чистый листок и карандаш, написал:

«Па! Я так болше не магу! Ухажу искат другую жызнь и других человек. Они со мной будут лучше водится. Я лублю тебя. Твой сын Ярик.»

Еще раз перечитав и убедившись, что ошибок нет, Яр сложил из листка кораблик и поставил его на прикроватную тумбочку, чтобы было видно с порога. Мальчик еще немного посидел. На улице давно спустилась ночь, поэтому Ярослава очень сильно тянуло в сон, веки налились тяжестью и каждый раз норовили опуститься, но ребенок не давал им, с усилием разлепляя. По телу разлилась истома, и пацан стал медленно заваливаться на бок, погружаясь в сладостную негу здорового сна, но вдруг осознал, что сейчас уснет, и план побега придется отложить, поэтому Яр пересилил себя и вскочил на ноги. Сжал до хруста кулаки, замотал головой и несколько раз открыл и закрыл глаза, прогоняя сон.

Нет уж! Чтобы все получилось, нужно действовать! И Ярослав, подхватив рюкзак, вышел из комнатушки, слегка скрипнув решеткой, заменяющей дверь.

Стены монастыря остались далеко позади, и даже лампочки, висящие по периметру, исчезли из поля зрения. Ярос, улучив мгновение, когда Семен Васильев, дежуривший в эту ночь на северной башне, отвлечется на бросаемые мальчиком маленькие камушки, открыл тяжелую дверь (она всегда запиралась на щеколду, ведь еще не было безумцев, готовых выйти за городские стены в одиночку ночью) и выскользнул из города. Потом Яр перебрался через плотину, за которой соорудили водное колесо с каким-то механизмом, дающим Юрьеву электричество. А дальше у мальчика заканчивались любые знания о месте. С башен эта территория не проглядывалась, а посему в памяти Ярослава не сохранилась. Теперь придется идти в кромешной темноте и навскидку.

– Да уж, – пробормотал мальчишка. – Надо было свистнуть и фонарик.

Но теперь уже поздно. Вернуться, значит – продуть. Продуть Митяю и прихвостням, проиграть самому себе и навсегда принять то, что все твердят Яру каждый день: он урод, и никогда не станет человеком, как бы ни пытался.

А тьма давила на нервы. Сначала ребенок застыл, не в силах двинуться с места, не в силах заставить себя сделать хоть шажок в сторону полнейшей свободы, где он будет один на один с жизнью, такой желанной и такой несбыточной. Ведь в Юрьеве не жизнь, а сплошное прозябание. Не ходи туда, делай только это, а если ты урод, то вообще постой в сторонке от общественной жизни – тебя даже сверстники будут обходить, завидев издалека, чтобы, не дай бог, не стать похожим, не заразиться вдруг твоим уродством. А ведь это так легко… заразиться. Надо просто начать общаться с Яром, и тогда тебя заклеймят постыдным «друг урода» или «уродец урода», и будет очень трудно вернуться к тем, кто тебя клеймил. Они станут всячески унижать и травить заблудшую душу, выбравшую другую сторону, то есть Яроса.

Год назад уже такое случилось.

Леночка Новикова, эта маленькая, худенькая, но источающая жизнерадостность девочка, не приняла правила игры, за что и поплатилась. Она наперекор обидным прозвищам и упорному желанию Яра отгородиться ото всех, словно липучка приклеилась к мальчику и не отходила от него ни на шаг, как бы он ни пытался Новиковой объяснить, что водить с ним дружбу очень плохо. И команда слишком остроумных и язвительных скоморохов не заставила себя ждать. Лену то тут, то там встречали мальчики и девочки. Они обзывали ее ужасными взрослыми словами, толкали, били исподтишка, а в итоге кто-то из маленьких чертенят подсыпал девочке что-то в еду. Да мало ли что? Тут и выдумывать не надо: это мог быть и комок простой земли, а мог быть и кусочек вещицы умершего от неизвестной болезни человека. В общем, слегла скоро Лена с ужасной лихорадкой, которую даже врач определить не смог. А через три дня умерла, высохнув, будто мумия.

Мальчик винил в ее смерти себя, и когда при встрече Митяй посмел сыронизировать на счет нелепой смерти Леночки, тогда-то Яр и подрался с сыном Воеводы первый раз, не потерпев презрительного отношения сверстника к светлой памяти подружки.

С тех пор за урода и мутанта Яра взялись с тройным усилием и не давали мальчику прохода, хотя с этим он и так давно смирился и старался не подвести лишний раз отца. А буквально вчера его подловил Митяй с пятью парнями постарше и принялись издеваться, не выпуская из импровизированного круга, всякий раз отталкивая Ярослава внутрь, повторяя раз за разом обидные прозвища и недетские ругательства. Потом Митяй обозвал его козлом, а остальные заблеяли, как стадо коз, отчего Яру стало почему-то так досадно, что он разозлился и оттолкнул стоящих на пути, а потом возвратился домой, уткнувшись в дальнем углу в собственные коленки. Он устал от злости, словно комок ядовитых змей заворочался внутри, нечто огромное и ужасное распирало теперь мальчика, и он боялся, что это зверь. Тот зверь, который частично уже вырвался наружу. Ведь роговые наросты неспроста росли на голове. Они были частью какого-то другого Яра, до поры до времени спрятанного, как и злость, глубоко внутри. Поэтому мальчик и ушел. Ведь если зверь вырвется на волю при людях, то будет катастрофа! И для мальчика, и для отца. А может и для остальных…