Вера Ковальчук - Северянин

— В чем-то ты прав. Но ты все узнаешь со временем.

— Если успею, — усмехнулся Агнар.

— Оставь, каждый из нас живет не раз и не два. Так говорят друиды. Смерть — лишь врата к новой жизни, и эта цепочка практически бесконечна. Как сама жизнь.

— И ты веришь в это? — поинтересовался викинг. Он присел на край бревна, положенного под навесом для удобства. В печи потихоньку гас огонь, заслонка, открывающая ветру путь в очаг, была задвинута, поковка остыла на наковальне. Работа не шла.

— Конечно, верю, — спокойно ответил кузнец. — Иначе не стоило бы и жить. Разве это срок — шестьдесят-восемьдесят лет? Да даже если и сто, сто двадцать… Только-только начинаешь понимать, что к чему в этой жизни, и — раз! — уже пора на костер, а потом и в землю. Боги мудро устроили, давая людям сыграть в эту игру лишних несколько раз, чтоб принимать к себе в войско не бестолковых мальчишек, а зрелых духом мужчин.

Скандинав задумчиво посмотрел на собеседника. Тот явно говорил от сердца.

— Хотелось бы и мне верить так же, как ты.

Жизнь шла своим чередом. Викинг научился хорошо понимать и неплохо объясняться на местном языке, и хотя произношение его иной раз веселило белгов, но зато было им понятно. Значение кое-каких фраз старого наречия, проскальзывавших в обиходе, также стало для него прозрачно. И он бы, пожалуй, вынужденно обжился в этих краях, если б не чувствовал себя здесь таким чужим.

А дело-то было в том, что Агнар под конец с неизбежностью должен был осознать, — и осознал, конечно, — как глубоко в прошлое его забросило волей обозлившегося альва Его соотечественники пока ничем не были знамениты, эпохе господства многовесельных драккаров с полосатыми парусами еще не пришло время. Собственно, скандинавов викинг здесь не видел и о них не слышал, хотя торговцы из далеких стран появлялись на ярмарке недалеко от селения, на таком расстоянии, что даже чары друида не мешали молодому мастеру там бывать, и много о чем рассказывали.

Кое с кем из них ему даже удалось пообщаться лично. Разговор получился трудный — оба они плохо владели языком белгов, а другого, более подходящего, наречия не сумели отыскать. Викинг, который, как и большинство детей, в нежном возрасте был очень дотошным и отличался цепкой памятью, прежде охотно слушал любые легенды и были, которые старшим было угодно рассказать малышне. Поэтому он не только помнил на память имена всех асов, ванов, йотунов и прочих персонажей мифов, но и знал кое-что из истории.

Однако, беседуя с торговцем, судя по всему, повидавшим чужие края, он обнаружил, что тот, как и местные жители, не знает ничего ни о Йорсалаборге, ни о Благом Боге христиан, ни о Криккьяре и Золотом Миклагарде, [8] Имеется в виду Византия и Константинополь. ни — более того — о Великой Империи красных воинов. Об этой империи дед — отец отца и дяди Агнара — рассказывал охотно и много. По его словам получалось, будто существовала такая империя, которая по мощи своей и славе превосходила любые иные империи, даже империю Магнуса, и правители ее, сидевшие в некогда блестящем, а позже пришедшем в упадок Румаборге, [9] Рим. отправляли целые армии красных воинов под стягами и значками с орлом завоевывать далекие земли и покорять целые народы. Эти армии будто бы зашли туда, куда никогда не доплывали корабли викингов, а на север продвинулись чуть ли не до самой Земли данов, [10] Дания. и Британские острова целиком принадлежали им.

Так что местные жители никак не могли не знать об этой империи.

«Но, возможно, ее расцвет еще не наступил, — подумал Агнар. — Это ж даже подумать страшно, в какие незапамятные времена меня закинуло»!

Вместе с легким шоком пришло любопытство. Как ни крути, но у него появилась возможность взглянуть на мир, который никто из его соотечественников, вернее, людей его времени, не видел. К тому же, откровенно говоря, молодой мастер с большим интересом смотрел на старые времена, чем на новые. Помимо всего прочего, он вырос в семье, преданной старым традициям и старым богам. Поселившись в Нейстрии, Агнар и его дядя приняли христианство, как и сам Хрольв Пешеход, однако шаг этот был исключительно политическим. Старший родственник Агнара, собственно говоря, принимал крещение уже в шестой раз, церемония совершенно не трогала его сердце, да и старых богов он не собирался оставлять без приношений.

Его племяннику все это было очень интересно. Он не без любопытства выслушивал наставления и проповеди священника, но становиться ревностным христианином не собирался. Менее всего на исповедание новой веры его могли подвигнуть угрозы адских мук после смерти, а патер, привыкший разговаривать с робкими крестьянами, напирал именно на это. Так что прежние боги, привычные с детства, показались ему намного более достойными, чем божество, набирающее себе паству из числа трусов.

И теперь, убеждаясь, что во времена, в которых он оказался волей судьбы и мстительного альва, Благой Бог христиан еще не родился на свет, скандинав испытал настоящее удовлетворение. Потому что божества, которым молились белги, очень напоминали скандинаву асов. И с ними, должно быть, будет привычно иметь дело.

Он стоял, рассматривая фигурку одного из местных божков, выполненную из глины, и задумался так глубоко, что не услышал, как кто-то подошел к нему сзади.

— Это Этарун, — произнес старик-друид. Агнар обернулся — на этот раз жрец леса был облачен во что-то неразличимо-серое, и смотрел гораздо теплее, чем прежде. — Великое колесо жизни. Все в жизни неизменно возвращается к тому, что уже когда-то было на свете, и в этом — суть бесконечности бытия.

Скандинав не сразу нашел, что сказать.

— Я… — он прокашлялся. — Я верю в других богов.

— Это не так, — возразил друид. — Все на свете поклоняются одним и тем же богам, просто называют их по-разному и вкладывают им в уста разные слова, говорящие о том, что они сами считают правильным. Хотя, по большому счету, так же, как между собой похожи люди, так же сходны и учения.

— Все люди похожи? — с недоверчивой улыбкой переспросил Агнар. — Ты, должно быть, никогда не видел людей с совершенно черной кожей.

Произнеся это, он очень живо припомнил ночь, проведенную с черноволосой и чернокожей девушкой, рабыней, привезенной Хрольву в подарок откуда-то с далекого юга. Пешеходу экзотический подарок не понравился, и он дал своим людям разрешение развлекаться с южанкой, коль скоро им этого захочется. Молодого мастера к девушке подтолкнуло любопытство. Она тогда поразила его своей страстностью и терпким пряным ароматом здорового и крепкого тела. А также, разумеется, тем, что кожа ее оказалась на ощупь не хуже, чем у светлокожих девиц, такая же нежная, шелковистая, и нисколько не пачкала руки.