Вера Ковальчук - Северянин

Когда он наконец вырвался из тисков так долго длившегося видения, ему показалось, будто он вынырнул с самого дна океана. Будто неподъемная тяжесть свалилась в его плеч — он вздрогнул всем телом, вдруг показавшимся ему легким, как пушинка, и задышал полной грудью.

Он лежал у борта куррахи, и над его головой хлопал край паруса, натянутого так, чтоб ловить ветер с берега. Корабль уже покинул устье Лиффи и полз по розовеющему от прикосновений молодого солнца морю. Ветерок согнал с земли и воды утреннюю дымку, только у горизонта она еще жила, сопротивляясь рассвету, и выкарабкавшийся из-за кромки краешек дневного светила расписывал ее всеми оттенками алого. Туманная полоска полыхала роскошью и глубиной цвета, как самая дорогая златотканая парча, словно спешила покрасоваться перед гибелью — поднимаясь, солнце должно было испепелить ее.

Небо, еще не приобретшее своей привычной хрустальной синевы, тоже казалось розовым, будто сердцевина лепестка какого-нибудь полевого ириса. Море тоже не налилось цветами глубины и чистоты. Мир казался только что созданным, только-только вышедшим из рук Бога. «Не зря, — невольно подумал викинг, — наши предки верили, что каждый вечер солнце умирает вместе с днем и миром, чтоб возродиться наутро».

Отдышавшись, мужчина приподнялся на локте. Рядом с ним сидел Экда, он кинул на спутника участливый взгляд и вопросительно поднял бровь.

— Что это было? Надеюсь, не презренный обморок, подобающий только женщинам?

— Не обморок, — проворчал скандинав. — Тут меня похитить пытались.

— Да?! Это как же?

— Да так. Перетянуть к себе какими-то магическими способами. Что я могу об этом знать?!

— Ух, ты! — у единорога загорелись глаза. — А ты чего?

— А я отбивался.

— А они чего?

— Догадайся сам. Нападали, естественно.

— И как?

— Как видишь, — Агнар, кряхтя, поднялся на ноги и зачем-то посмотрел на море. Там потихоньку, отталкиваясь от борта, бежала прочь невысокая волна, обреченная погибнуть в схватке с настоящими морскими волнами, крепкими и упругими. Никто не сидел на веслах, корабль бежал под парусом, поэтому большинство моряков отдыхало от практически бессонной ночи.

Единорог подошел и встал рядом с викингом. Остатками сохранившегося чудесного зрения тот машинально оглядел его — и вдруг понял, что на спутнике надета уже не иллюзорная, а самая настоящая человеческая одежда: грязноватая рубашка, простые холщовые штаны, обтрепанный ремень. И пахнет от него, как от настоящего живого человека — потом и дымком.

— И что же теперь? — спросил, помолчав, Экда.

Скандинав вздохнул и, отвернувшись от медленно удаляющихся холмов Эрина, посмотрел вперед. Там едва-едва намечалась туманная полоска какого-то островка.

— А что теперь? Да ничего. Прорвемся как-нибудь…

Так викинги называли Лондон.

Саксонская область Лондона.

По нравам IX века для женщины выйти из лома в одной тонкой рубашке — все равно, что выйти голой.

Рим, Константинополь (Стамбул). Иерусалим.

Лондон, Йорк, Дублин.

Хёрды — одно из древненорвежских племен. Название этого племени дало имя области Хёрдаланд — земле, где племя обитало.

Самайн — кельтский Праздник мертвых, ночь Дикой Охоты, справлялся в конце октября — начале ноября; Альбан Арфан — день зимнего солнцестояния, кельтский праздник «Возрождения Солнца»; Альбан Эйлер — кельтский «Праздник птиц», справлялся в день весеннего равноденствия, приблизительно 21 марта: Альбан Эффин — день летнего солнцестояния, кельтский «Праздник дуба».

Имеется в виду Византия и Константинополь.

Рим.

Дания.

Металлическая полусфера в середине щита, защищающая руку воина.

Кожаная походная куртка с прикрывающим шею воротом.

По часовой стрелке, то есть по ходу солнца, что у всех народов является благим знаком.

Греческий вариант сплава золота с серебром.