Вера Ковальчук - Северянин

— Непрошибаемый он какой-то, — вскоре пропыхтел здоровяк, должно быть, удивленный, что противник, который уступает ему и в росте, и в комплекции, так хорошо держит прямой удар.

— Дай-ка я попробую! — подлетел другой, пониже ростом и поуже в плечах. Эффектных мускулов, облитых глянцевой кожей, у него не было, но жилист он оказался на диво.

На викинга обрушился град весьма болезненных ударов. Кулаки у этого парня были маленькие по сравнению с кулачищами Хишура, но очень крепкие, будто из камня выточенные. Скандинав получил несколько крепких ударов по чувствительным местам, попытался ответить, но словно в деревянный забор угодил. В этот момент пинок прилетел откуда-то совсем неожиданно, он молча перехватил ртом воздух и полетел на землю.

Еще в полете выставил руку, спружинил о колкую, усыпанную опилками землю, увернулся от удара ногой вдогонку, но ухватиться за эту ногу успел. Махнуть не только своей ногой, но и скандинавом, прицепившимся к ней, оказалось непросто. Вернее сказать, практически невозможно. Агнару даже не пришлось дергать противника за ногу — тот сам свалился.

«Ну вот, — наваливаясь и прижимая его к земле, подумал молодой мастер. — Все в этом мире повторяется…»

— Что, может, встанем, а? А то что ж… Как гусеницы… — пропыхтел извивающийся чужеземец, хоть и жилистый, но проигрывающий викингу в массе.

— Чтоб я на собственную удочку попался? — выдохнул скандинав. — Ни за что…

— А все-таки?

— Если представишься.

— Нетрудно. Кутир.

Поколебавшись, Агнар отпустил его. Тот мгновенно вывернулся из рук, привстал на одно колено и кинулся в бой. Схватка коленопреклоненными была викингу даже более непривычна, чем возня лежа. Может быть, дело в том, что не было возможности использовать ноги, а может, потому, что такое положение уравнивало их рост. Противник оказался юрким и умелым, но при этом молодой мастер испытал не раздражение, а наоборот, восторг. С опытным воином куда интереснее пробовать силу, чем с юнцом каким-нибудь, который только и умеет, как череп расшибать.

Они не удержались на коленях, снова повалились на землю, немного покатали друг друга, — на этот раз ни один не вспомнил про гусениц — не до того было, потом, держась друг за друга и громко пыхтя, поднялись на ноги. Кутир влепил скандинаву кулаком в переносицу, тот ему — в челюсть, правда, не со всей силы, оба удара остались без серьезных последствий, а потом пошла уже не драка, а веселье.

Смуглый парень извернулся и, сделав ложный пинок ногой, в тот же момент коварно ткнул противника костяшками пальцев под ребро. Боль пронзила тело от затылка до пяток. Если б въехал со всей силы, то закончилось бы это весьма печально для Агнара, но по манере удара было понятно — убивать иноземного купца работник не собирался. Викинг, быстро придя в себя от короткого шока, в тот же момент слегка нагнулся и двумя руками толкнул Кутира в низ груди. Всего удобнее это было делать локтем, но здесь появилась возможность сделать то, что он, помнится, в бытность свою подростком, делал только со щитниками.

Разумеется, и здесь он налег не всем телом, и не с разбега, но толчок получился достойный — противника отшвырнуло назад. Прыгнув следом, молодой мастер приземлился прямо на правую руку того и шлепком ладони по плечу у ключицы обозначил полновесный удар в горло — из этого положения удобнее всего было бить именно туда.

— У нас этот прием называют «отдохни», — слегка задыхаясь, произнес он.

Но если б даже хотел сказать что-нибудь еще, не успел бы. Кутир толкнул его коленом в спину, по позвоночнику, и, свалив с себя, вполне непринужденно «успокоил» левой рукой. Конечно, опять же не в полную силу, не от души, и лишь затем, чтоб дать себе время подняться.

— А у нас так называют вот этот прием, — сообщил он, вскакивая.

Агнар тоже уже стоял на ногах, еще слегка дурной после удара.

— Покажи ему прием «ворошила бабка сено»! — крикнул кто-то, возившийся у костра.

— Или «щекотку», — добродушно подсказал Хишур. — Ему понравится.

— Думаешь, я сам не смогу пару-тройку «щекоток» показать? — пробурчал викинг — он чувствовал, что подустал.

— Вы тут начнете друг другу показывать, как дерутся в разных странах, а работа будет стоять? — с улыбкой упрекнул дотоле молчавший купец и сузил жестокие глаза. — Так дело не пойдет. Если завтра выступаем, значит, надо многое сделать.

Скандинав машинально отметил, что хозяин корабля говорит все-таки не совсем правильно, а потом подумал и о себе. Должно быть, его речь тоже заставляет белгов и гойделов втайне улыбаться.

На него купец не смотрел.

— Так что — не берешь? — спросил молодой мастер, дыша тяжело, но ровно.

— Почему же не беру? Беру. Ты моим людям понравился. Им с тобой под одним одеялом спать, за одним костром сидеть, раз согласны, значит, и я не против.

— А мой приятель?

— Ну что ж поделать… Ты обещал, что станешь работать за двоих, а я стараюсь незнакомым людям верить, — повернув голову, торговец снова улыбнулся; в его безжалостном взгляде Агнар прочел спокойную уверенность, что пока дело не касается прибыли, незнакомые люди этому человеку интересны мало, так что «вера» здесь — не совсем подходящее слово.

Хотя прозвучало, конечно, обнадеживающе.

— Что я должен делать сейчас?

— Мы отплываем завтра на рассвете. Включайся. Что делать, ты, я думаю, и сам поймешь, — и, отвернувшись, зашагал в сторону поселка.

Викинг почесал в затылке и посмотрел на улыбающегося Хишура.

— Так что мне делать? Есть работа?

— Работа, конечно, есть. Сейчас придумаем.

— А будет время пойти продать коня? С конем, как я понимаю, вы меня на борт не возьмете.

— Еще бы, — захохотал тот. — Насчет коня ты с нашим хозяином не договаривался. И не договоришься.

— Странный он какой-то…

— Он? — Хишур обернулся и посмотрел вслед хозяину корабля, на котором ходил. — Оставь. С ним, конечно, надо держать ухо востро. Но пока ему невыгодно будет поступить с тобой нехорошо, он останется честным.

— А если будет выгодно — обманет? — у скандинава округлились глаза.

— Разумеется. Он же купец.

— То-то он мне сразу показался до крайности неприятным человеком.

— Ты ошибаешься, — глаза у Хишура стали очень грустными. — Агбаал, наш хозяин, конечно, жесток, как любой торговец, ведь его интересует только собственная выгода, но он никогда не бывает бессмысленно жесток. Он вполне может дать голодному ребенку кусок хлеба, если сочтет это полезным для себя, но никогда не пнет этого ребенка. Зачем, если это не принесет выгоды? Самое большее — просто пройдет мимо. В этом он честен, и любой его поступок всегда объясним и понятен. А значит, предсказуем.

Несколько мгновений молодой мастер молча смотрел на своего нового знакомого. А потом понял, что именно тот имеет в виду.