Михаил Соловьев - Пасынки Апокалипсиса

Аппарель наконец-то клацнула какими-то запорами и рев винтов стал на порядок тише.

Общее веселье улетучилось за какую-то минуту, и мы, наконец, огляделись, пытаясь понять, что же делать дальше.

Неожиданно я увидел, как пришедшая в себя Карина пытается одной рукой выудить из нагрудного кармана разгрузки индивидуальный пакет. Поднялся, оставив автомат на аппарели, и подсел к моей воительнице, беспокойно вглядываясь в ее лицо.

— Теперь я не справлюсь даже с тобой, милый, — шепнула мне она каким-то совсем уж девчачьим тоном. Давненько от нее не было таких проявлений нежности. Достаточно сказать, что за все это время у нас ни разу не было секса. По-моему, организм попросту переключился на первоочередные задачи, и нам стало не до этого. Ну а потом отношения же штука обоюдная. Общаться в том водовороте событий с воинственной фурией, в которую она всегда превращалась в минуты опасности, я не смог бы даже при всем желании.

Сейчас другое дело. Пробитое плечо и Каринина досада от «неудачи» с ранением настолько добавили ей женственности, что у меня в груди сладко заныло что-то давно забытое, а в голове замелькали картинки нашей первой встречи.

Неожиданно память услужливо «вернула» нам первые поцелуи после короткого боя с переодетыми Гаишниками.

— Целуй меня, милый, я же тебе сегодня жизнь спасла… — мурлыкала тогда Карина, хладнокровно разобравшись с парой дюжих вооруженных хлопцев. А вот «закрома» Альтернативной Сети после нашего общего пленения, — Я чувствую хрупкость мира, — жарко дышала она тогда мне в лицо, — Пускай нас сегодня станет больше…

Бинт уже надежно устроился на плече девушки, а та, будто услышав, взяла вдруг мою руку и положила на чуть уже округлившийся живот.

— Подожди немного. Сейчас почувствуешь… — шепнула она, и неожиданно я действительно почуял слабый толчок где-то в глубине ее живота. Потом еще и еще. Наконец, что-то упрямое ткнулось прямо ко мне в ладонь, и я уловил интерес маленького человечка, затаившегося в темноте материнской утробы. — Папашу заметил, — улеглась рядом с Рубаном девушка, не отпуская моей руки с живота, — Общайтесь… Ты как, Саня? — увидела она открытые глаза и изучающий взгляд вернувшегося на этот свет товарища.

— Странное состояние, — скрипнул тот, — В прошлый раз после сыворотки такой прилив сил был, что ничё не заметил — ни ранения, ни усталости, а сейчас слабость и дергается что-то внутри. — Может, оттого что я впервые умер?

— Хочешь сказать, когда кончится сыворотка, можешь загнуться снова? — поймал я его мысль. Санька, видимо не желая проговаривать такую версию вслух, лишь обреченно кивнул, а потом вдруг заговорил.

— Меня когда добивали, я в глаза ему смотрел. Странное это состояние понимать её близость. — Упорно не желал он впрямую произносить имя Смерти, — Потом вспышка. Чернота. Когда в воду окунулся, удивился даже — показалось, в Стиксе перевернулся. Думаю, не перевез меня Хорон — по дороге бросил. Потом ты появился со своими оплеухами. Дышать и сейчас больно на хрен… — закашлялся Сашка, ухватившись рукой за горло.

— Да уж, — рассматривал я бинты на Сашкиной голове, понимая — не у каждого пуля так удачно отрикошетит.

Огляделся. Близнецы пытались привести в чувство Франсуа. Один держал его голову на коленях, а второй что-то колол в сгиб оголенной руки, которую поддерживал улыбчивый хохол Лева. Поймав мой взгляд, он мигнул вдруг настолько по-товарищески, что мне разом стало стыдно за всю пикировку с ним на корабле.

— Как он? — кивнул я примирительно.

— Жить будет, — разулыбался легионер, — А твои?

— Нормально, вот только сейчас им жратва нужна усиленная, а у нас нету ни хрена, — оглядел я просторное нутро тайваньского транспортника.

— Надо пошарить, — эхом отозвался Лева, — Наверняка что-нибудь завалялось к тому же сейчас вода еще нужнее — вон сколько раненых сегодня…

Легко сказать пошарить, хотя задачка получалась одна из самых мирных за последнее время. Я никак не мог понять, что стало причиной моего небывалого хладнокровия. Несколько раз все же пытался вспомнить — когда же меня вдруг перестали волновать чужие смерти?

Странное состояние отнимать чужую жизнь, не ощущая при этом никаких угрызений.

Неожиданная «фаза покоя» в набирающем высоту транспортнике дали мне вдруг ту самую минутку, которой так не хватало, чтобы разобраться в себе.

«Кого же я убил первым?» — крутились в голове картинки из вспышек, грохота и выстрелов.

Неожиданно в памяти всплыла первая схватка в здании Чжао, когда мы с Сергеем в своем походе к мозгу «Системы» подошли к грузовому лифту.

Необычная легкость в теле. Движения выстроены будто во мне работает точнейший компьютер учитывающий все. Как я тогда бежал по стене, используя неожиданно открывшийся механизм изменения гравитации. После я его почти не использовал — негде было разгоняться, а в тот раз к моим услугам оказался длиннющий коридор.

Парни нас тогда ждали и устроили неплохую засаду, но где же им было знать что из-за поворота появится фигура, бегущая вне всех законов тяготения. Боец, изготовившийся для стрельбы за углом, в моем видении мира попросту лежал на боку. Хруст костей его головы неожиданно вернул меня в то состояние, и даже время чуток тормознуло.

«Может, этот и был первым?» — спросил я себя. А может, это был спецназовец, которому я заехал в Новосибирской гостинице утюгом в лицо? Покойный отец Карины так и не ответил мне тогда — жив он или нет — сухое: «Он не из нашего ведомства», вот и вся история…

Почему-то «манекен» дядюшки Чжао — первый человек, застреленный мной из огнестрельного оружия, никак меня сейчас не волновал. Получив порцию свинца в грудь, он еще пытался достать меня, уже валяясь на полу, но от него, накачанного сывороткой ярости, ничего человеческого не исходило. Мой «сканнер» в том бою вообще определил маловато человеческих мыслей-эмоций, и этот переход к полному равнодушию от чужих смертей получился очень щадящим.

«Скорее всего, ты был к этому готов, — сказал себе я, пытаясь успокоиться, потому как, время мое тормозило все сильнее, — Заткнись! Нечего сопли размазывать!» — вырвался я из цепких объятий этой настолько реальной «компьютерной игрушки». После уселся в позе лотоса, готовясь к дыхательному упражнению.

— Фэйс, — недоуменно окликнул меня Лева, — Ты чего, медитировать собрался?

Неожиданно слабый голос очнувшегося Франсуа проговорил что-то на французском, и я невольно уловил приблизительное содержание фразы, — Не лезь к нему, — сказал сапер Леве, — Фэйс ищет теперь, не сходя с места и не хуже любой овчарки…

Ищи — не ищи… Даже будь у меня нюх десяти ищеек — отыскать в абсолютно пустом самолете какие-либо значительные какую либо еду или воду мне так и нет удалось.