Павел Корнев - Ренегат [с илл.]

В библиотеку ходил. Книг не заказывал. Либо встречался с кем-то, либо журнал читального зала переписали заново, убрав всякие упоминания о выданных Ральфу сочинениях. После недолгих раздумий я решил не множить сущности без всяких на то оснований и вторую версию пока во внимание не принимать.

— На каком этаже работают переводчики? — спросил я начальника караула.

— На третьем.

— Пожалуй, еще задержусь, — сообщил я и вернулся в библиотеку.

Пока поднимался по лестнице, пришел к неутешительному для себя выводу, что нахрапом действовать никак нельзя. Люди в большинстве своем вовсе не горят раскрывать свои секреты первому встречному. Переводчик, к которому обращался — если обращался! — за помощью племянник епископа, будет держать язык за зубами, и причин тому не счесть. Действовать следовало тоньше.

В темном коридорчике я снял шляпу, взъерошил ладонями волосы и несколько раз растянул в широкой улыбке губы, придавая себе вид восторженный и придурковатый. Затем распахнул дверь и ворвался в помещение, где корпели над переводами книг полдюжины мастеров.

— Сеньоры! — громогласно провозгласил я. — Мне в руки попал древний пергамент!

Скрип перьев по бумаге немедленно смолк, и на меня уставились шесть пар покрасневших от беспрестанного чтения глаз.

— Кто вы такой и как здесь оказались? — возмутился старикан с перетянутыми тесьмой седыми волосами.

— О, где мои манеры! Филипп вон Черен, лиценциат. Преподаю в Университете святого Иоганна, — объявил я, слегка поклонившись, и для весомости добавил: — Здесь я по приглашению его преосвященства.

Последнюю фразу можно было толковать и так, и эдак, но впечатление на переводчиков она произвела; возмущение моим бесцеремонным вторжением понемногу улеглось.

— Показывайте, что у вас за пергамент! — потребовал верховодивший здесь старикан.

Я с торжественным видом выложил перед ним обгоревший клочок, и переводчики, мигом оттеснив меня, обступили стол и зашушукались.

— Университет Святого Иоганна, говорите? — спросил один из них.

— Ну да, — подтвердил я, и разочарованные мастера разошлись по своим местам.

— Вечно тащат всякую горелую дрянь, — негромко ворчали они. — Нам будто заняться больше нечем…

— Но постойте! — опешил я. — Это же древний пергамент! Он даже не на староимперском написан, а на каком-то неизвестном наречии!

Седовласый старикан посмотрел на меня будто на неразумное дитя.

— Молодой человек! Да будет вам известно, в монастыре святого Иоганна, как его именуют ныне, поначалу в ходу было именно это «неизвестное наречие». И записывались на нем такие малоинтересные вещи, как доходы и расходы, продукты для кухни и недоимки кметов.

Я оказался неприятно поражен этим заявлением, но не сдался:

— Откуда вам знать, что пергамент именно из монастыря Святого Иоганна?

— А где еще вы могли раздобыть этот горелый клочок? — фыркнул старикан. — Несколько лет назад из университета приволокли несколько коробов этих «древних пергаментов», да только никому они и даром не сдались. Так и плесневеют в хранилище.

— Не может быть! — вырвалось у меня. — Отец Маркус сказал, что никогда ничего подобного не видел!

Переводчики вновь загомонили, на этот раз возмущенно и даже зло.

— Плешивая крыса решила повеселиться за наш счет? — рассвирепел предводитель мастеров. — Ох мы ему устроим!

Я сложил обгорелый пергамент в книгу и поспешно вышел за дверь. У меня появились вопросы к смотрителю библиотеки, и задать их следовало безотлагательно!

Отец Маркус отыскался в рабочем кабинете, больше напоминавшем монашескую келью, но беседовать со мной не пожелал, сославшись на занятость. Пришлось вновь достать епископскую буллу, и вновь она сработала наилучшим образом. Время на разговор волшебным образом отыскалось, хоть смотритель и высказал сомнение, распространяются ли мои полномочия на опрос священнослужителей.

— Хотите побеседовать с каноником, следящим за нравственным обликом клира? — поставил я вопрос ребром.

Смотритель библиотеки нервно облизнул губы и вперил в меня глаза:

— Что вы хотите знать?

Я раскрыл книгу и продемонстрировал обгоревший пергамент:

— Вы сказали, что никогда ничего подобного не видели.

— Вовсе нет! — отмахнулся священник. — Я сказал, что в библиотеке нет подобных книг! И это действительно так!

— А не книги? Свитки? Отдельные пергаменты?

Смотритель неуверенно пожал плечами:

— Возможно. Не могу сказать наверняка.

Но я не дал сбить себя с толку и с усмешкой поинтересовался:

— Напомнить об архиве монастыря Святого Иоганна?

В глазах отца Маркуса промелькнули, сменяя друг друга, удивление, страх и ненависть. И тут же взгляд сделался отрешенным и пустым. Фальшивым.

— Ах, вот это откуда! — протянул он, беззаботно улыбаясь. — Да, вполне возможно. Вполне. Наверное, что-то такое у нас хранится, но интереса не представляет, поэтому я и запамятовал.

— О визите сюда вон Далена в первое воссияние прошлого месяца тоже запамятовали? — нанес я новый удар.

— Это было так давно! — развел руками смотритель. — У меня не отложилось в памяти, когда он появлялся последний раз. Первое воссияние осени? Не знаю! Вы же видели сами — в нашем журнале нет никаких записей на этот счет!

— Зато они есть на проходной! Вон Дален приходил в библиотеку и пробыл здесь час!

— Даже если и так, я его в тот день не видел. Или не помню. Да и какая разница? К чему вообще затеян этот разговор?

Я вздохнул и с отнюдь не наигранной печалью в голосе произнес:

— В это сложно поверить, но на самом деле я ваш лучший друг. Лишь я стою между вами и богатым… инструментарием каноника-дознавателя.

Смотритель библиотеки оказался не робкого десятка, еще и упрямым как осел.

— Вздор! — фыркнул он. — Бросьте ваши штучки! Если на этом все…

— Ральф вон Дален пришел сюда в первое воссияние прошлого месяца, — сказал я и пошел ва-банк, — в тот день он получил от вас старый пергамент, один из тех, что уцелели при сожжении монастыря Святого Иоганна. Следующим утром его рассудок… помутился. И лучше бы вам убедить меня, что эти два события никак не связаны между собой.

Отец Маркус уже открыл рот, но я поднял ладонь, призывая его к молчанию:

— Если ответы меня не устроят, я буду вынужден пойти к его преосвященству и рассказать обо всем, а вам ведь известно, сколь трепетно епископ относится к своему племяннику.

— Все, что знаю, я уже сказал. Больше мне сказать вам нечего! — отрезал смотритель библиотеки и, не удержавшись, добавил: — Да и что это теперь изменит?

Не воспользоваться мимолетной слабостью собеседника я попросту не мог.

— Многое. Это изменит многое. Рассказать вы и так все расскажете, не важно кому. Но если расскажете мне, а сверх этого окажете, так скажем, небольшую услугу, будет просто глупо подставлять вас под удар.