Роман Глушков - Ярость Антея

Станина для «Тугарина» уже давно закреплена «фантомами» на портике парадного входа. Сам 12,7-миллиметровый пулемет и боеприпасы к нему лежат рядом у невысокой – чуть выше колена – балюстрады. Завернутые в промасленный брезент, они терпеливо ждут своего часа. Мы с Дросселем перелезаем с крыши вестибюля на подпираемую массивными колоннами прямоугольную площадку, возвышающуюся в полутора десятках метрах от земли, и, не мешкая, приступаем к монтажу орудия. Сначала расчехляем его, затем водружаем двуствольную дуру на поворотный механизм и проверяем, легко ли она вращается. Электроусилители привода работают без проблем, как и прочая механика. А вот радар, экран маркирования целей и голографический прицел не включаются. Чему Дроссель, впрочем, ничуть не удивляется и не огорчается.

– Так ведь я их сам монтировкой расколошматил, когда мы «Тугарина» с подбитого танка снимали. На всякий, как гытца, пожарный случай. Чтоб эта паскудная дрянь в электронику больше не вселилась, – просвещает меня седовласый громила-байкер. Говорит он из-за лицевого паралича лишь правой половиной рта, поэтому речь Дросселя напоминает неумелое чревовещание и не всегда понятна. – А танк тот Поползень из «Протазана» под новый год на площади Калинина заколбасил… Но ты, кэп, не тушуйся. Я из «Тугарина» не только без электроники, но и с закрытыми глазами, да еще в дымину пьяный куда скажешь попаду… Могу, как гытца, и белку в глаз, и муху влет. Ты без обид, ежели я тобой немного покомандую, а?

– Валяй, – разрешаю я, тем более, что так и так приставлен к Дросселю заряжающим.

– Тогда цепляй баклажку! – дает отмашку старший пулеметного расчета, напяливая защитные наушники и впрягаясь в мягкие плечевые держатели, что помогают стрелку вращать орудие на станине. – Щас мы сбацаем в этой дыре нехилый рок-н-ролл, а!

Баклажкой он называет барабанный контейнер с боеприпасами – единый для спаренных спусковых механизмов пулемета. Набитый пятью сотнями патронов, он весит довольно много, но не настолько, чтобы я не справился с ним в одиночку. Стараясь не опозориться перед асом, я припоминаю некогда отработанные на тренировках навыки и с первой же попытки пристегиваю магазин к гнезду приемника.

– Лихо, кэп! – оценивает байкер мой труд и с клацаньем дергает взводной рычаг спускового механизма. – Сразу видать, что тебе не впервой, как гытца, эту малышку за сиськи щупать, а?

– Доводилось, – подтверждаю я, разобравшись с пулеметом и заряжая ракетницу. Сигналок много, и я сомневаюсь, хватит ли мне отмеренного судьбой времени, чтобы израсходовать их все. Так что пора начинать делать это, пока, «как гытца», не запахло жареным.

Мы с напарником наблюдаем за улетающей в туманные небеса красной ракетой, после чего я выпускаю ей вслед еще три. Пусть Верниковский хорошенько вычислит, где я в настоящий момент нахожусь, и поймет, насколько дерьмовы мои дела. А я, согласно приказу Кунжутова, буду по мере сил периодически выстреливать сигналки, не давая генерал-майору и его наблюдателям заскучать.

– Как думаешь, кэп, – не сводя глаз с улетающей ракеты, обращается ко мне Дроссель, – ежели мы щас из всех калибров разом жахнем, нас там, наверху, услышат, а?

– Даже если не услышат, теперь в любом случае будут прислушиваться, – отвечаю я, снимая со спины автомат и обозревая окрестности. – А уж мы им о себе забыть не дадим. Пошумим вволю.

– Ага! Чему быть, того, как гытца, не миновать! – хохочет ходячая реклама легендарного мотопроизводителя. – Даже не надеялся, что еще хотя бы раз в жизни на гашетку нажму…

Первый штурм цитадели, как и ожидается, предпринимают багорщики, которые рыскают по примыкающим к площади кварталам. Нападение ведется одновременно с двух флангов группами количеством около сорока человек… пардон, монстров, каждая. Сначала на подступы к театру выходят молчуны, обследовавшие мэрию и филармонию. Что характерно: они не кидаются в бой с ходу, а дожидаются, когда на противоположный край площади подтянется компания правофланговых. И только потом, скопив достаточно сил, обе группы синхронно идут в атаку.

То, что Душа Антея скоординировала удар молчунов, является для нее немалым достижением. Однако будь она пограмотнее, наверняка не стала бы торопиться и прежде отвела штурмовые команды западнее – так, чтобы векторы их атак пролегали в мертвой зоне «Тугарина». Дроссель держит под прицелом всю площадь Ленина и лишь частично – правый и левый фланги. Возвышающиеся позади нас крыша вестибюля и купол сужают сектор обстрела пулемета, зато с портика мы можем уничтожать противника, даже когда он приблизится к парадному входу. Недоступные для «Тугарина» подступы к театру контролируют стрелки, ведущие огонь из окон фойе второго этажа. Помимо наших с Ольгой приоритетных задач – обслуживания пулемета и снайперского прикрытия, – мы можем оперативно перебегать по крыше на любой из флангов и оказывать его защитникам огневую поддержку. Труднее всего в этом плане, естественно, Кленовской. Я мечусь лишь от одного края портика к другому, а ей приходится всякий раз обегать половину купола. Впрочем, вряд ли это такая уж тяжелая работа для олимпийской медалистки по бэтлкроссу.

Сложность заключается в отсутствии средств связи, без которых солдат в двадцать втором веке ощущает себя практически слепым и глухим. Но, поскольку наша война заметно отличается от всех современных военных конфликтов и ведется на ограниченном пространстве, стало быть, пережить эту неприятность мы в силах. Приказ у нас имеется всего один: расстреливать все движущиеся цели в пределах видимости. А за изменением боевой обстановки мы следим по характеру канонады. Иными словами, там, где она усиливается, на тот фланг и следует обращать внимание.

Мы замечаем скапливающихся по краям площади молчунов, но пока не стреляем, поскольку они заслонены от нас зданиями и деревьями. Что, разумеется, не мешает нам заранее распределить цели. Дроссель не долго думая разворачивает стволы «Тугарина» в сторону мэрии. Прежде чем атакующие оттуда враги выйдут из зоны поражения пулемета, им предстоит пересечь улицу Депутатскую, где байкер может до них дотянуться. Я, в свою очередь, проверяю, исправен ли сменный контейнер с боеприпасами, и перебегаю на северный край портика, дабы присоединиться к правофланговым стрелкам. Ольга откладывает малоэффективный при сдерживании массовой атаки «Бампо», берет автомат и перемещается на то же направление.

Трудно сказать, кто из нас спускает курок первым. Едва обе группы багорщиков срываются с места и идут на штурм, как гигантская незримая глыба тишины, что доселе нависала над нами, рушится и разбивается на тысячи осколков. Которые затем с громыханьем раскатываются и начинают метаться по площади, будто шары в лототроне. Сколько ни готовился я к испытанию моих барабанных перепонок на прочность, все равно так и не сумел предугадать его серьезность. За ревом «Тугарина» я даже не слышу грохот собственного «АКМ», но ощущаю, как вибрирует балюстрада портика, на которую я опираюсь. Правда, спустя уже пять секунд канонада заметно ослабевает. Зверь-машина Дросселя выплевывает одну длинную очередь, израсходовав при этом половину магазина, и замолкает. Сколько багорщиков успел покосить пулеметчик, я пока не вижу, но, однозначно, не всех. Забота о тех из них, кому удалось пересечь улицу и ворваться в сквер, ложится теперь на наши плечи.