Владислав Выставной - Метро 2035: Крыша мира [litres]

Инквизитор.

Вот он кто, этот человек, пренебрежительно относящийся к своему внешнему виду, роскоши, не жалеющий ни себя, ни своих людей, ни врагов, ни союзников. Его вела идея, и ради нее он был готов на любые жертвы.

– Люди тонут в черной воде, подыхают от ядовитых испарений в умирающих шахтах, гибнут под пулями блюстителей, пробиваясь в закрытые для них сектора. Над Карфагеном нависла катастрофа – перенаселение, голод, жажда, тотальная резня за кусок хлеба, кружку чистой воды. А что делает Директория? Она закрывает глаза, как испуганная обезьяна, не желая видеть нарастающего давления – прямо под ней, как будто неизбежный взрыв не затронет их самих, не сметет этот гнилой элитарный слой, обратив наш термитник в хаос.

Он замолчал; в воздухе повисла звенящая тишина. Змей смотрел на этого невзрачного с виду человека и понимал: никого страшнее он не видел. Даже Шайтан при все его жестокости был проще, понятнее, и жестокость его вполне укладывалась в рамки личной выгоды с небольшой примесью властолюбия и садизма. Счетовод был другим. Его вели не эмоции, не жадность и даже не примитивное властолюбие – хотя и это наверняка имело место.

Его вела тоненькая старая тетрадка, лежавшая сейчас перед ним. В ней был по-бухгалтерски расчерченный листок, в левой графе которого значился «приход», в правой – «расход». Только если до этого Счетовод считал руду и заработанные на ней фрамы, то теперь вознамерился вести счет человеческим жизням. Можно не сомневаться: графа «расход» в этом графике станет основной.

– Так чего вы хотите? – глухо спросил Змей. – Всех заковать в кандалы?

– Напротив – хочу освобождения, – менторским тоном сообщил Счетовод. – Но освобождения… не для всех.

– А решать, кого освобождать, кого нет, – это вы будете?

– Да. Это будем мы. И критерий у нас простой и ясный: не высовывайся. Если кто-то настолько спятил, что вообразил себя умнее, лучше других, замыслил нагрести фрамов за счет слабых, стать элитой, избранным, – таких мы будем лечить кайлом и лопатой. Нам нужны новые туннели, а значит – рабочие руки. Согласись, это будет справедливо.

– Справедливо? – с изумлением повторил Змей.

– Конечно. Мы уничтожим Месиво – это бесполезное быдло, живущее за счет тех, кто круглосуточно пашет на заводах и фермах. Вытащим шлюх из борделей – пусть потягают шпалы в туннелях…

Слова про справедливость, вроде бы правильные, в устах этого нереализовавшегося инквизитора обретали какой-то искаженный, уродливый смысл. Бывшему неприкасаемому было плевать на справедливость, но он вдруг увидел Тану, которая в своем легкомысленном, сверкающем наряде, с изможденным лицом и потухшим взглядом волочет уродливую гнилую шпалу, – и у него потемнело в глазах. Ощущая на себе колкий взгляд Счетовода, Змей хотел только одного – убраться поскорее из этой душной конторы, пропитанной, как ему казалось, затхлой вонью бараков, смердевшей братскими могилами, наполненной стонами и мольбами о пощаде. Глядя на свои изодранные ладони, он вдруг ощутил впившуюся в мясо колючую проволоку – и задохнулся от непреодолимого ужаса и омерзения. Его повело от внезапно нахлынувшей слабости, он сполз со стула – и тут же его стошнило.

– Уберите его отсюда! – брезгливо кинул Счетовод. – И без того дышать нечем, а тут блевать повадились.

Крепкие руки подхватили Змея, поставив на ноги. Преодолевая слабость, он отстранился от них, пробормотав: «Сам пойду!» Уже вслед услышал голос Счетовода:

– Подумай, чем ты можешь быть полезен для Организации. Посмотрим, заслужишь ли ты своего Освобождения.

Статус видящего не принес за собой никаких послаблений. До вечера он махал лопатой в темной штольне, после чего еле добрался до отведенного ему чулана, заходясь в кашле и отхаркивая ядовитую черную пыль. После мгновенно забылся тяжелым сном без сновидений. Последние перестали ему сниться с тех пор, как пришли «выпадения». Он бы многое отдал, чтобы вернуть все на свои места – свою жизнь, привычки, свою сестренку, о судьбе которой было больно думать. Но мрачная неотвратимость гнала вперед, все ускоряя темп.

Вот и теперь его подняли среди ночи – это он понял скорее по своему разбитому состоянию, чем по ощущению времени, хорошо развитому в мире, где смена времени суток – понятие больше условное, чем астрономическое.

Будил его не прораб, а один из людей Счетовода, засветившихся при разграблении воинского склада.

– Давай одевайся, быстро! – поторапливал его бритый наголо здоровяк.

– На расстрел поведете? – вяло отозвался Змей, напяливая куртку.

Грязная спецовка ему уже опротивела, да и никто на ней не настаивал. Тогда он и понял: ведут не на работы. Несколько крепких ребят запутанными вспомогательными ходами со шлангами, трубами, кабелями привели к аккуратно уложенным штабелям знакомых уже ящиков с пластитом.

– Хватай и неси! – приказал бритый, поднимая первый ящик.

– Почему я? – с трудом поднимая увесистый ящик, спросил видящий. – Рабочих рук не хватает, что ли?

– Рук хватает, лишние глаза не нужны, – сказал бритоголовый. – А ты уже в теме.

– Спасибо за доверие, – с иронией отозвался Змей.

И как бы случайно, от слабости выпустил ручку. Не то чтобы задумал покончить жизнь самоубийством – армейская взрывчатка не бабахнет от простого падения. Просто хотелось посмотреть на перепуганные рожи этих паскуд, решивших в очередной раз поизмываться над ним.

Ящик грохнулся на неровную каменную поверхность углом, отчего у него слетела крышка. Внутри оказались плотно уложенные брикеты в грубой бумаге, покрытые слоем потемневшей от времени соломы. От удара часть из них вывалилась наружу, напоминая бруски низкосортного мыла.

Заговорщики застыли с вытянутыми лицами.

– Оп-па… – невинно произнес Змей. – Вот незадача. Сейчас все исправлю.

– Осторожно, козел! – прорычал сутулый мужик с сухим, смуглым лицом. – Убить нас всех вздумал?

– Я думал, кого-то грохнуть – это ваша затея, – возразил Змей, запихивая бруски в ящик и водружая на место деревянную крышку. – Готово, куда тащить?

О том, как ему удалось спрятать под куртку один из подобранных кусков пластита, он предпочел не сообщать. Без детонатора, правда, толку от него было мало, но, как говорится, чем богаты.

К концу пути уже казалось, пупок развяжется. Шли техническими туннелями, ползли норами, карабкались переходами, волоча за собой опасные ящики. Уже окончательно потеряв счет времени и ориентацию в пространстве, Змей услышал долгожданные слова лысого:

– Все, пришли.

Они были в каком-то темном и душном закутке, и все, что можно было разглядеть, ограничивалось слабым пятном света фонаря на шахтерской каске лысого. Ящики сложили у влажной бетонной стены – взгляд сразу отметил на ней пятна конденсата. Прислушавшись, Змей уловил отдаленный шум. Ровный, шипящий, неуловимо знакомый. Хотя, может, это в голове шумело от недосыпа и усталости.