Владимир Тимофеев - Одиночный шутер [СИ]

Пулемет на какое-то время прекращает стрельбу. Наверно, меняют ствол или ленту в патроннике.

Внезапно наступившая тишина оглушает.

Трясу гловой, пытаясь восстановить слух, и уже через пару мгновений до ушей доносится шорох осыпающегося грунта и досадное «Шайсе!».

Похоже, это за нами. По наши с Синицыным души.

Раздумывать некогда. Сейчас или мы их, или они нас, третьего не надо.

Бросаю на шум «лимонку» и, едва раздается взрыв, полосую из ППШ темноту у подножия. Насколько успешно, оценить не могу. Сзади визгливо грохочет МГ, все остальные звуки просто теряются в стрекоте адской машинки.

В дальней части окопа, за земляным клином, рвётся граната. Вторая ударяется о Федькин нагрудник и скатывается мне под ноги. На автомате подхватываю ее и швыряю обратно. Колотушка взрывается в воздухе, не долетев до цели. Нас с Федькой осколки не задевают. Даю ещё одну очередь в темноту, после чего вываливаюсь из окопа и вытягиваю следом Синицына. Траншея превратилась в ловушку. Останемся здесь – прищучат без вариантов.

Секунд через двадцать скатываемся в небольшую воронку. Приятель пока без сознания, поэтому просто укладываю его на дно (если не будет стонать, никто не услышит), вылезаю наружу и занимаю позицию между траншеей и ДОТом. Как выясняется, сделал всё правильно – наш прежний окопчик снова забрасывают гранатами. А потом над бруствером появляется силуэт в характерной каске.

Щелкает винтовочный выстрел. Фриц валится наземь.

«Спасибо, Рустем. Вовремя».

Противник, поняв, что ячейку вдоль фронта не обойти, пробует пробиться к нам справа. С той стороны снайперский огонь не опасен – там небольшая низинка и те, кто в ней, Галимзянову не видны. Зато я этих гавриков вижу отлично – встречаю их длинной очередью в упор. Двое готовы, третий стонет и пытается отползти. Остальные садят по мне из автоматов и карабинов. Палят в белый свет как в копеечку – позицию я уже поменял. Плохо лишь, что патронов всего полдиска. С таким запасом долго не продержусь. Пока нас Рустем прикрывает, надо отходить в тыл.

Ныряю опять в воронку. Со стороны поля слышатся глухие хлопки. Похоже на минометы.

Судорожно оглядываюсь. Так и есть. Залегших наших пытаются накрыть минами.

А в голове снова звучит неведомый голос: «...выбор, выбор, выбор…»

Пробую отвлечься от лишних мыслей и еще раз прокручиваю сложившуюся обстановку.

Итак, ситуация следующая.

Две стрелковые роты прижаты к земле огнем с фланга. До фрицев около сотни метров. До наших траншей в два раза больше. Артиллеристы и расчеты «Максимов» и ДШК давят огневые точки по фронту. Однако самую опасную – пулемет в ДОТе – они подавить не могут. И саперы сюда уже не дойдут. Фрицы, охотящиеся на меня, перекрыли подходы к холму.

По залегшим в поле бойцам «работают» немецкие миномёты. Оставаться на месте нельзя. Рано или поздно положат всех.

Как выйти из-под минометного обстрела?

Ответ очевиден. Молниеносной атакой на вражеские позиции.

Сделать это не дает вражеский ДОТ.

Кто может сейчас справиться с ДОТом?

Только красноармеец Фомин. Больше некому.

«Прости, Федя. Не могу по-другому. Надеюсь, немцы тебя не заметят».

Оставив в воронке приятеля, выбираюсь наверх. В руке зажата эргэшка. Времени нет. С каждой секундой шансов все меньше. Фрицы могут обнаружить меня в любой миг. Поймут, что задумал, и – всё. Отрежут от ДОТа и накроют огнем. Голову поднять не смогу, не то что гранату швырнуть, да ещё и прицельно.

Ползу к амбразуре. Подволакиваю левую ногу – ее я почти не чувствую, но лучше уж так, чем чтобы от боли сводило. До цели метров пятнадцать… двенадцать… десять... семь...

Всё! Хорош! Ближе не стоит, иначе осколками посечёт.

Пытаясь унять нервную дрожь, делаю несколько выдохов-вдохов. Вроде бы получается. Ногу судорогой не сводит, чувствительность в норме, под пальцами холодная сталь гранаты. Всё внимание на плюющуюся сполохами огня амбразуру.

Граната летит точно в цель.

Вжимаюсь в землю, закрываю руками голову.

Хлопок.

Вражеский пулемет умолкает.

Готово?

Нет.

ДОТ вновь открывает огонь.

Сзади тоже стрельба. Немцы стреляют в меня. Точнее, в то место, откуда могли бросить гранату. Взрыв они видели, но пока не догадываются, насколько близко я подобрался к цели. Поэтому лупят сейчас правее и ниже.

«Выбор, выбор, выбор...» – продолжает звучать непонятный голос.

Вытаскиваю из подсумка последнюю эфку. Если гора не идёт к Магомету, Магомет делает то, что должен...

В последний рывок вкладываю все оставшиеся у меня силы. В ногу впивается пуля. Еще одна попадает в плечо. Плевать! Меня это не остановит. Главное – добежать, остальное – не важно! Время как будто растягивается. До амбразуры всего два шага, и их надо во что бы то ни стало пройти, доползти, пробраться.

«...выбор, выбор, выбор...»

Грудь словно стягивает тисками, а потом буквально раскалывает на тысячи мелких осколков вместе с нагрудником. Сталь пробивает сталь и уже не встречая сопротивления рвет податливо-мягкую плоть.

Но это еще не конец. Мозг все еще подает сигналы руке, и она делает то, ради чего погибает несущее ее тело. Обхватывающие гранату пальцы разжимаются внутри амбразуры.

Щелчка я уже не слышу. Не слышу как в ДОТе орут засевшие там фрицы. Не слышу хлопка «лимонки». Не слышу, как через десяток-другой секунд над полем гремит «Ура!» и наши бойцы с ревом и матом врываются во вражеские траншеи.

Я просто плыву в пустоте, окруженный оранжево-серым маревом, через которое проступают ослепительно яркие буквы:

«Поздравляем. Вы сделали правильный выбор. Финальный уровень пройден».

* * *

Я лежал на полу, опустошенный и обессиленный. В глазах мельтешили какие-то искорки. Лежал и никак не мог осознать и принять тот факт, что всё, что случилось со мной, это всего лишь игра.

Память вернулась. Я теперь четко знал, что происходило с вошедшими в этот мир игроками. Шаг за шагом, от уровня к уровню с них сдергивали-срывали все наносное, обнажая реальную сущность, заставляя делать не то, что требуется, а то, что можешь и к чему готовился всю прежнюю жизнь, от рождения и до гибели. Или не гибели. Тот, кто не смог себя пересилить, остался в игре навечно. Каждому давалась только одна попытка. Или проходишь «игру» до конца, или становишься придорожным камнем на длинном пути, теряя единственный шанс. Шанс остаться собой. Шанс возвратиться к себе. В родной мир...

Поднял голову, оттолкнулся от пола, встал, осмотрелся.

Помещение, где я очутился, было обычной комнатой, только без мебели. Четыре стены, окрашенные масляной краской, плиточный пол, беленый известью потолок и две двери. Над одной написано «Выход», над второй – «Ответы».