Виталий Трофимов-Трофимов - Пять звезд капитана Ибрагимова. Том I

Единственное место, где нельзя поставить заграждения и барьеры, это тянущийся вдоль коридоров технический канал, по которому уходил отработанный воздух, утекали пролитые жидкости, и по которому уносило случайно оброненный на пол мелкий мусор. Само собой, в силу своего назначения, туннель представлял собой клоаку. И хотя человек там запросто мог проползти практически на любую палубу и в любое общественное помещение, такая перспектива ни у кого не могла вызывать воодушевления.

— Зелемхан Фукера-Джемаль, наверное, именно так и спасся от десантников, — задумчиво произнес вслух сенсорик. — Все, в этот раз точно потребую прибавки к жалованию!

Плахов отошел подальше от шлюзового узла. Если уж выламывать решетку технического канала, то так, чтобы тебя не слышали солдаты у баррикад. Но даже если они не услышат, как кто-то пытается попасть в туннель, всегда сохранялась опасность, что они услышат лязг пуговиц о металлическое дно канала, когда по нему поползет на животе человек. Поэтому, прежде чем пролезть в образовавшееся окно, Плахов снял китель и кинул его в проход, а потом залез туда сам и затворил за собой решетку настолько аккуратно, насколько это возможно.

Пост с двумя солдатами он миновал незаметно именно потому что не стал тащить с собой китель, а оставил его там же, у решетки. Впрочем, ребята из охраны не особо проявляли требующуюся от них бдительность. Один дремал, а другой тайком пил марру и опасливо озирался по сторонам вместо того, чтобы прислушиваться к посторонним и случайным звукам.

Вскоре Плахов оказался на уровне пола первого уровня шлюзового отсека и все увидел через решетки, отделяющие его от помещения, полного людей из принимающей делегации. Наконец-то скрипнул большой круглой трехстворчатый шлюз, и Федор разглядел белый челнок, покрытый грязью и темными пятнами. Это определенно тот самый челнок, который спускался на планету за переговорщиком. Звездный суннит уже находился на крейсере!

В отсеке присутствовало человек двенадцать, но из-за того, что освещение включили не полностью, казалось, что тут полно народу. Он начал разглядывать суетные фигуры экипажа в надежде узнать хоть кого-нибудь в лицо. Чья-то нога опустилась аккурат перед носом Плахова. Напрягаясь, сенсорик перевернулся с живота на спину, чтобы разглядеть лицо. Перед ним стоял Майерз. В задумчивости его коллега что-то бормотал себе под нос.

Старший помощник «Отражения» торжественно предложил пройти в комнату для переговоров, где посланника уже ждал капитан Ибрагимова. Послышались тихие голоса протокольных речей.

Плахов отстегнул интерком и включил его, предварительно замотав устройство в рубашку, чтобы не привлекать внимание звуками речи и щелчками.

— Товарищ капитан, я на месте, но ничего не могу разглядеть…

В это время толпа у трехстворчатого шлюза зашевелилась.

Что-то пошло не так: доносились крики и угрозы.

— Капитан, тут что-то непонятное. Похоже, переговорщика пытаются досмотреть. И… и он, кажется, сопротивляется.

Сквозь рубашку донеслись неразборчивые слова Тимура Магомедовича.

— Что? Повторите.

Нога, что высилась прямо перед носом Федора Плахова, отнялась от пола и сделала шаг вперед. Теперь уже можно разглядеть напряженную фигуру Джима Майерза, вглядывающегося в неразбериху у шлюза. Его рука медленно расстегнула китель и потянулась за скрытой под ним кобурой, где виднелся ручной хромированный бластер. Местный офицер слегка наклонил голову, чтобы уловить то мимолетное, что никто не заметил, создавая у шлюза давку.

— Это не переговорщик… — прошептал Майерз, делая еще один шаг вперед.

Снова послышались слова Ибрагимова, но Плахов его уже не слушал, вглядываясь туда, куда смотрел и Майерз.

— ХАШИШИН!!! — заорал во все горло молодой офицер «Отражения».

Плахов почувствовал, как надпочечники впрыснули адреналин, и время, текшее со своей привычной размеренностью, растянулось словно резиновое. Слова вытянулись во времени и стали глуше.

Майерз бросился влево, но не успел сделать и двух шагов как грянул взрыв. Огненная вспышка просочилась сквозь нагромождение тел, а потом начала распространяться ударная волна, разбросавшая тела вверх, вправо, влево, проломив борт корабля. Всего одна секунда, растянутая в три или четыре раза: но Плахов успел только закрыть глаза от нестерпимого света, прежде чем сгореть дотла.

Взрывной заряд, каким-то чудом размещенный на смертнике так, чтобы его не обнаружили раньше времени, разрушил борт на уровне двух палуб, а остальные две палубы покрылись трещинами, через которые начал выходить воздух. Вторичный взрыв внутреннего энергетического кольца пробил дыру в корпусе со стороны днища крейсера, параллельно обесточив корабль.

Прежде чем включились аварийные генераторы, обломки борта достигли миноносца, дрейфующего в двухстах метрах от «Отражения», и пробили дыры в изогнутом листе панорамного сканнера. Покрытые позолотой выгнутые тарелки устройства треснули, миноносец взял крен вправо и ушел от основной массы обломков крейсерского борта, славировав ближе к «Чумному деньку». Корабль Ибрагимова взрывом не задело, но передача архива, которая занимала время, прервалась. Эфир заполнял автоматический сигнал бедствия, посланный Тамерланом, чьи сервера, видимо, не пострадали при взрыве, а адаптеры хранили остаточную энергию для того, чтобы в таких ситуациях можно было завершить работу без потери данных.

Только голубая звезда аль-Шазр блекло освещала левый борт «Отражения». Должно быть, в это мгновение все звездные сунниты системы смотрели в небо с надеждой, затаив дыхание.

Экипаж «Чумного денька» почувствовал взрыв на соседнем крейсере. Зигфрид Кеплер находился в это время в столовой. Палуба вздрогнула, словно лист бумаги, на который упала дождевая капля. Чувствовалось сразу, что что-то случилось. Только секунду спустя загорелись внутрикорабельные красные огни боевой готовности, возвещающие о нападении суннитов.

На автомате, не делая лишний движений и не задерживаясь, старпом надел на голову фуражку и быстрыми шагами направился на капитанский мостик. Он нисколько не готовился к такому повороту событий: Ибрагимов на том корабле и, возможно, уже мертв, и нет никакого начальства, которое могло отдать распоряжения и морально подготовить к грядущим испытаниям. Все это выпадало на его долю, на долю дублера.

Несмотря на общую распущенность в мирные периоды и в походах, которая Кеплеру никогда не нравилась, на капитанском мостике в эту минуту все находились на своих местах. Переступая порог, он ожидал худшего.

— Старший командующий на мостике, — Мичман справа от входа поднес ладонь к каске.