Дмитрий Манасыпов - Злые ветры Запада [litres]

Подкравшийся трайк, вылетев через оседающую тучу, разрубил багги пополам, оставив на хищном треугольнике собственного тарана еще живого стрелка.

Дуайт усмехнулся. Койот всегда должен помнить о пуме. И не жаловаться, попав в ее лапы.

Трайк, несущийся сбоку, притерся к «Ориону». Заскрежетало, отдаваясь звоном в ушах. Мойра, отстегнувшись, бросилась вниз, к «минитмену». Выпустила очередь, заругалась, отпустив пулемет. Нашла взглядом Дуайта.

– Я наружу.

Он не понял.

– Храмовники на борту. Двое… может, трое.

– Нет.

И Дуайт спрыгнул вниз.

– Нет, – повторил, глядя в упрямо хмурящееся лицо. – Без меня вы справитесь. Без тебя – нет. В башню.

Очки-маску она протянула ему, уже исчезая наверху. Дуайт замотал лицо шейным платком Хавьера, стащив его одним рывком, опустил маску на глаза и потянул на себя бортовой люк. Ветер ударил струей острого песка. Тьма моргнула и понеслась смазанными линиями летящих по небу звезд.

Он ухватился рукой за скобу, поставил ногу на бортик. Тьма еще раз моргнула звездами и тут же пропала. Заслоненная возникшим в люке храмовником. Дуайт успел лишь уйти с линии огня. Грохнуло, рассыпалось лязгом картечи, разлетелось тонким криком Мойры и еле слышно рассыпалось дробью ее крови. Мир потемнел, окрасился красным, и больше ничего не осталось. Кроме врага. И палицы- мере , прыгнувшей в руку сама собой.

Бить снизу – не самое умное занятие. Но Дуайту, нырнувшему в алую ярость, стало наплевать на умные и глупые стороны. Сотни его предков-арики, воинов Длинного Белого Облака, вели последнего из рода Оаху.

Железное дерево не пробивает сталь. Но сможет согнуть, смять. Или заставит лопнуть, вгоняя в плоть острые рваные когти. Нагрудник храмовника, украшенный узором из латунных завитых линий и крестов, тонко запел, лопаясь у подреберья.

Храмовник, не издав ни звука, блеснул глазами через маску, но не успел помешать. Дуайт выбил из него дух, ударив свободной рукой в голову и приложив ее о борт. Звякнул небольшой круглый шлем, храмовник вздернул обрезанный двуствольный дробовик. Мере прыгнула вбок и вниз, раздробив дерево ложа, кость запястья и три пальца, вогнала в мясо край наручного щитка.

Дуайт взвыл, выхватив из поясных ножен врага его же клинок. Ударил сбоку, втыкая сталь между ухом и челюстью. До хруста, скрипа металла по кости, плещущей крови и тонкого, прервавшегося бульканьем крика храмовника. Отшвырнул его наружу и шагнул следом. Черной массивной тенью прыгнул немыслимым движением влево, хватаясь за первый же кусок наваренного на громаду дополнительного железа.

Пальцы крепко вцепились в скобу небольшой лестницы, он уперся подошвами в тонкий бортик, опоясывающий корпус. Вжался в борт, прикрываясь блоками навесной защиты. Щелкнул карабин металлического троса, закрепленного на борту. Теперь он не улетит… Или хотя бы не потеряет «Орион».

Со стороны трайка, гудевшего в темноте, зачавкало захлебывающимися выстрелами «ли». Пули звякали о броню, рикошетили блестками, вязли в блоках дополнительных экранов. А Дуайт, переждав, уже взлетал на спину колесного монстра.

Вовремя.

Мойра оказалась живучей злобной сукой. Больше никак и не скажешь. «Бушмастер» грохотал, прорываясь через вой ветра в ушах и ответную стрельбу. И тут же, раскорячив толстенные ножищи-корни и почти не шатаясь, грохотал киркой огромный храмовник. Грохотал, лязгал, звенел… издавал оглушающие, рвущие душу звуки. Сбивал крышку запасного люка, стараясь добраться внутрь.

Дуайт, бросаясь вперед и понимая, что амок отступил, порадовался двум вещам. И огорчился одной. Своему здравому рассудку и тупости храмовника. Он сам бы ударил по стволу, пользуясь моментом, пока Мойра отбивалась от двух оставшихся трайков.

Расстроиться заставил улетевший куда-то «кольт». Явно во время прыжков. Твою мать!

Да и радоваться Дуайту пришлось недолго. Детина то ли обладал чутьем дикого зверя, то ли глазами на затылке. Ударить себя со спины, подло, но наверняка, не позволил. Мере загудела, отбитая инструментом. Здоровяк, мотнув двумя хвостами заплетенной бороды, взревел и приложил Дуайта плечом. Пришлось хвататься за первое попавшееся, чтобы не улететь в пустыню. И откатываться в сторону, когда острый стальной клюв выбил искры прямо перед лицом.

Нога, обутая в тяжеленный шахтерский ботинок, впечаталась ему в бок. Хорошо, лишь задела рантом, обжигая болью ребро или два. Ошибиться сложно, какое-то точно треснуло.

Дуайт ответил, как смог. Умудрился ударить локтем в пах и, отброшенный чудовищным весом быстро развернувшегося храмовника, опять полетел в воздух. Приземлился кошкой, лишь держа на весу и отводя назад правую руку с мере. Сдернул платок с лица и задрал маску на лоб. Плевать ему на ветер и песок. Такого врага встречают с открытым лицом. Такому врагу показывают перу-перу, пляску-песнь смерти. Его безумие, приходящее в бою и так долго удерживаемое… только оно сможет стать настоящим оружием.

Дуайт оскалился, обнажив крепкие крупные зубы, задрал как смог верхнюю губу, щелкнув оставшимися целыми клыками. И, взвыв всем горлом, высунул язык, почти достав до подбородка.

Его далекие отцы, отцы их отцов и отцы отцов делали так же. Обещая врагу страшную смерть. Обещая сожрать его теплую печень у него на глазах. Выдрать сердце из груди и раздирать упругие мускулы, глотая кусок за куском. Отрубить руку, державшую палицу, копье или нож, и пить, глотать, размазывая по лицу и груди, кровь поверженного противника. И потом, празднуя и торжествуя, забирая силу убитых, одарив богов и Мауи, стоя с братьями, украшенными такими же моко по всему телу, есть мясо поверженных. Есть их силу, есть остатки удачи, есть их храбрые души.

– Ва-а-а-а!!! – вопил Дуайт, не видя никого, кроме соседа с дальней горы, решившего забрать у него всех свиней и всех женщин. – Ка-м-а-а-а-тэ-э-е!

Иди сюда. Открой лицо. Взгляни в мои глаза перед смертью. Ты и я. Сталь и мышцы. Ничего лишнего. Иди ко мне. Я убью тебя. Я пожру тебя. Я отдам твой член воронам. Я найду и изнасилую твою женщину. Я сожгу твой дом. Иди ко мне!

Каматэ!

Храмовник вряд ли слышал о маори. Храмовник вырос посреди Бойни в Финиксе. А Финикс и до нее, говорят, казался странным. Недалеким.

Он содрал маску. Встал напротив. Огромный, в грязно-белой хламиде под нагрудником и защитными щитками на бедрах. С вьющейся под напором воздуха бородой в два хвоста. С длинными волосами, сплетенными ото лба и до затылка. Зарычал, отбрасывая кирку, и лязгнул широким изгибом тесака, спавшего на поясе. Щелкнул застежкой пояса с щитком огромной пряжки, начал раскручивать левой рукой. Дуайт рыкнул, вытаскивая собственный клинок.

Сталь против стали. Мышцы против мышц. Зверь против зверя.