Дмитрий Манасыпов - Злые ветры Запада [litres]

Марк кивнул. Медленно, так, чтобы Хавьер нервничал не очень сильно.

– Она Гончая. А Гончие получаются только из детей, прошедших адскую бурю и не обратившихся сразу. Я и мои братья пользуемся ими, как оружием, глазами, носом. Она – Божье дитя, погубленное Козлоногим, но оттого не ставшее ненужным Церкви. А еще она чувствует вину за свой проступок. Я знаю это. А дети Козлоногого не ощущают вины.

– Вина за Морриса? – Дуайт покосился на Мойру, наконец-то замершую.

– За Морриса… – глухо и почти неразборчиво буркнула Мойра. – Я встаю. Не снесите мне голову. Она мне дорога, я ей думаю, и еще я в нее ем.

Мойра встала. Тяжело, рваными больными движениями. Темнота вздувшихся сосудов опадала, терялась в коже, ставшей не такой прозрачной. Зрачки, заполнившие радужку, понемногу сжимались. Только вот говорила она резко, дергая челюстью в сторону и заметно похрипывая.

– Не учуяла тварей в бункере, Моррис погиб… из-за меня. Я виновата.

Дуайт опустил «упокойник». Почесал снова занывшую моко.

– Это ясно. И теперь ты хочешь что-то исправить?

– Да. Я сделаю путь лучше. И безопаснее.

Дуайт кивнул.

– Хави, убери ствол. Не стоит тыкать им в голову, которая нам очень пригодится.

Хавьер выругался, но спорить не стал.

– Пора идти. Днем не так опасно… наверху. – Марк начал копаться во вьюке. – Здесь опасно всегда. Тьма – вотчина зла, а здесь его столько же, сколько в маисе зерен.

Хавьер покосился на него и хрюкнул. От подавленного смеха.

– Не очень вышла мудрая мысль. – Изабель усмехнулась. – Вы, padre, все же не тот человек, что рос на полях.

Марк виновато улыбнулся. А такое зрелище стоило даже тыканья стволами друг в друга.

– Ничего лишнего брать не стоит. – Командор закрепил на поясе дополнительный подсумок, с зарядами к пистолету. – Патроны, немного еды и вода. Фонари из «Ориона» взяли все?

Фонари оказались у каждого. Удобные, с зажимом для крепления на плече. Путь в глубину темноты начинался просто. Как и любое серьезное дело, в принципе.

Мойра шла впереди. Пока без маски, уложенной в специальный чехол за спиной. Экипированная только той самой кожаной галантереей, выложенной из вьюка. И шла странно, порой почти срываясь на бег. Странный бег на четвереньках. Для чего ей нужны налокотники и наколенники, стало ясно сразу. Как и длинные кожаные перчатки, и все остальное. Угнаться за бледным пятном, резво бегущим впереди, удавалось с трудом.

Ход расширялся, становился выше. Камень под ногами казался все более ровным. Как будто… выглаженным сотнями или тысячами ног. Когда по бокам все четче проявились полностью покрытые затвердевшей солью деревянные крепи, все встало на свои места.

Шахта, именно она уходила в глубь горного массива, не казавшегося серьезным и большим. Верно, так и было. Только в глубь земли массив уходил куда основательнее.

Несколько раз попадались покрытые вездесущей солью тележки, стоявшие прямо посреди коридора. Рельсы для них впервые мелькнули в свете фонарей не меньше чем через милю от входа.

– Странная выработка… – Изабель недоверчиво покрутила головой. – Так не делают.

– Все убрано военными учеными. – Марк приостановился, подобрав что-то и бросив женщине. – Пытались создать видимость природной полости, непригодной для чего-либо, кроме проживания зверей.

Дуайт присмотрелся. На ладони Изабель с трудом, но угадывалась металлическая эмблема пехотных частей КША.

Мойра, вынырнув из темноты, недовольно цокнула, махнув рукой. И снова пропала. Через десять минут, когда проход вывел к повороту, впереди появились чуть заметные пятна света.

– Здесь должно быть место, откуда мои братья ушли внутрь бункера. – Командор не останавливался, двигаясь все быстрее. – И здесь должны спрятать подсказку для тех, кто мог прийти после них.

– Mildiables, – сплюнул Хавьер, – а мы ничего не должны оставить? Следующим тупым cabrones, лезущим в глотку к Сатане?

– Нет. – Марк обернулся на ходу. – Потому что если мы не сделаем необходимое, Сатана сам придет к добрым людям. Даже к тем, кто не слушает слова Новой Церкви.

– Что было в том караване, padre? – Дуайту очень хотелось услышать правду.

– Инструмент… Инструмент, должный запустить настоящее сердце Тьмы. И покрыть с его помощью несколько штатов своей завесой.

– Что? – Изабель даже остановилась. – Что именно? И почему здесь? Вы же контролировали здесь все. Как вы могли…

Марк мотнул головой.

– Нам нужно идти. Все ответы, даже неизвестные мне, впереди. И наше дело – добраться до них. И решить все загадки.

– И остаться в живых?

Марк кивнул.

– Да. Я в ответе за вас, и ваши жизни – не разменная монета.

Хавьер что-то пробурчал под нос. Что-то, касающееся лгунов, прикрывающихся ересью и ложью вместо Слова Божьего. Но командор явно предпочел не услышать этого.

Мойра мелькнула впереди. Замерла. Совершенно как… гончая. Чуть ли не в стойке, как хорошая ирландская. Подняла руку, привлекая внимание. Марк шагнул вперед, аккуратно прислонив свою замотанную ношу к стенке. Остановил остальных и в одиночку пошел к ней.

И лишь добравшись до Мойры, позвал остальных. Не таясь, стоя в полный рост. Впереди светлело все больше.

Солнце заглядывало внутрь огромного проема через несколько немаленьких проломов в скале. Падало через густо затянувшие их поросли паутины и вьюна, переламывалось на росе, выпавшей по длинным зеленым ползучим растениям. И красило полость в несколько оттенков изумрудного, неожиданно и даже красиво.

Красоте не место посреди Мохаве. Либо с ней что-то не так.

Здесь, прикрученный к высокому сталагмиту колючей проволокой, висел коричнево-красный человек. Цвет объяснялся просто: с него спустили кожу. Полностью, со скальпом и не оставив без внимания даже пальцы на ногах. Командор шагнул к блестящему столбу. Не из-за христианского милосердия к погибшему или отвращения к самой композиции. Лишиться кожи во время Бойни – дело привычное. Те же самые огочи обожали так расправляться друг с другом, вернее, клан с кланом. Нет, дело совершенно в другом.

Привалившись спиной к сталагмиту, закутавшись в индейское одеяло с вырванной дыркой для головы, сидел человек. И Дуайту даже не хотелось биться об заклад, что это один из братьев командора. Кому еще могли вырезать крест на лбу, отрубить ноги ниже колен, прижечь культи и бросить здесь, с двумя банками открытых бобов и флягой из сухой тыквы? Понятно, что кого угодно. Только «кто угодно» не смог бы выжить и смотреть на приближающегося Марка прозрачными глазами. Плескающимися в агонии, боли и… не потерявшими разума.

Они украсили его шрамами, исполосовав тело вдоль и поперек. Но тот выжил. Человек, должный сделаться предупреждением для других, дождался. Порой Дуайту хотелось уверовать, глядя на чудо. Пусть чудо и смердело кровью напополам со страданием. А многие ли святые оказывались таковыми без них?