Александр Долинин - Горизонт событий [litres]

– А почему она так называется? – Эва любопытствует, как всегда.

– Раньше имя «Матрена» было очень распространенным, считается, что оно происходит от латинского Mater – «мать». Это имя ассоциировалось с матерью семейства, обладающей хорошим здоровьем.

(Про «дородную фигуру» я им рассказывать не стал, мало ли как они меня поймут, хе-хе…)

– Здорово!..

Выдержав театральную паузу, я сказал:

– А вы еще в коробках посмотрите, внимательно!..

Они практически одновременно вытащили из коробочек что-то, лежавшее на дне и завернутое в бумагу, развернули и ахнули – это оказались цепочки-браслетики, надеваемые на запястье, у Джинджер – с небольшими рубинчиками, у Эвы – с изумрудами. Цепочки были тонкие, но смотрелись очень хорошо.

– Нравится? – спрашиваю у них.

– Очень!.. – И они по очереди целуют меня в щечку.

Внимательно смотрю на Джинджер – как она отреагировала на то, что подарки для них одинаковые. Вроде все нормально, по крайней мере, пока… Эвелин вообще забыла об окружающем мире, нацепив цепочку на руку и любуясь ею. Джин смотрит на нее и улыбается по-доброму, как на младшую сестру, что ли. Но свою цепочку она тоже сразу надела на руку, кстати.

– Теперь можно и начинать ужин! – пришлось провозгласить мне. А то девочки на радостях про него почти забыли, а я днем толком и не обедал…

Почти весь ужин мы шутили и смеялись, в интонациях Эвелин и Джинджер чувствовалась искренняя радость от моего возвращения в целом виде. Интересно, они ведь не притворяются, я это хорошо ощущаю. И между собой болтают уже как лучшие подруги… Все-таки что тут произошло во время моего отсутствия? Ладно, со временем узнаю, сейчас не хочу ни о чем их расспрашивать, вечер удался, не буду его портить…

Когда стали приближаться сумерки, Эва засобиралась в «Танцующие звезды», и правильно – нечего красивой девушке по темноте кататься. Я предложил было ее проводить на своей машине, но она замахала руками – сиди, отдыхай, ехать всего минут десять, и то если двигаться со скоростью пешехода. Я заметил благодарный взгляд, который ей отправила Джинджер – ну да, ее можно понять, не хочется никуда отпускать только что приехавшего… Кого, кстати? Она ведь все время как-то переносит на потом решение столь важного вопроса, как официальная регистрация моих с ней, или «наших», отношений, только вот почему?.. Боится чего-то или не уверена во мне?..

Машина Эвелин скрылась за кустами зеленой изгороди, напоследок мазнув светом фар по окружавшим двор зарослям, Джинджер взяла меня за руку, и мы подошли к стоявшему под навесом ее «Гелендвагену». Затем она неожиданно оперлась ногой о бампер и влезла на капот, основательно усевшись на нем.

– Джин, ты что, вдруг погнется!..

– Не бойся, тут железо толстое…

Ну если так… Я подошел к ней вплотную, обнял и прижал к себе, ее голова оказалась чуть выше моей. А мне так даже больше нравится, если честно… Она чуть наклонилась вперед, и ее длинные волосы тут же закрыли сумерки окружающего мира пахнущей горьковатыми травами пеленой.

– Милая, как хорошо, что ты у меня есть… – тихо прошептал я, но она все услышала:

– Ты вернулся… Смерть снова ходила рядом, стояла за спиной, но ты вернулся… Теперь можно…

(Подождите, что она имела в виду под этим «теперь можно»?..)

– Хочешь, я тебе стихи прочитаю? А то я вдруг понял, что так мало говорил о том, что чувствую…

– «Вперед, Макдуф!..» [13] Фраза из драмы Шекспира «Макбет». – тихо засмеялась она.

Приблизившись к ее уху практически вплотную, тихо шепчу:

Неожиданно она наклоняется и начинает целовать меня до боли в губах, чувствительно впиваясь ногтями мне в плечи и спину, но я не возмущаюсь, ласкаю все, до чего только могу дотянуться. Наконец Джинджер решает перевести дыхание и ослабляет свои объятия, откидывается на капот машины, тяжело дыша. Я продолжаю нежно поглаживать ее, слышу тихий шепот «Пожалуйста, пожалуйста…», и она снова прижимается ко мне. Милая, для тебя – все что угодно!..

Через какое-то время я помогаю смеющейся Джинджер слезть с капота «Гелендвагена», она поправляет свою одежду, и мы вокруг дома идем к бассейну, рядом с которым лежит на земле такой замечательный матрас. Ну да, прежняя «огневая позиция» была слишком уж экстремальной – когда мы с Джин решили перейти к более активным действиям, за высокими кустами зеленой изгороди на улице возле соседнего дома вдруг загудела двигателем какая-то машина, поэтому нам пришлось замереть, обнимая друг друга, и затихнуть, борясь со смехом.

Возле бассейна было темно, наружное освещение мы еще не включили, поэтому матрас пришлось искать на ощупь в темноте быстро опустившейся летней ночи. Хорошо, что он лежал в стороне от бассейна, поэтому в воду никто из нас не свалился.

– На чем мы остановились? – спросил я у Джинджер.

– Я уже забыла… – тихо рассмеялась она в ответ.

– Тогда давай повторим все с самого начала.

– Подожди, какая там заключительная строчка была в стихах?..

Звезды молча подмигивали нам с ночного неба, за все время своей длинной астрономической жизни они видели многое и не удивлялись абсолютно ничему. Разве могли их чем-нибудь поразить двое людей, обнимающихся возле бассейна и по очереди признающихся один другому в любви? А потом мы на ощупь собрали разбросанную одежду и ушли в дом, все-таки утро лучше встречать, лежа в кровати.

Проснувшись утром, я обнаружил, что лежу в кровати один. Интересно, вроде еще рано вставать… А, слышу какие-то звуки со стороны коридора…

Надев шорты, иду на кухню, и что там вижу? Джинджер, как говорится, «в костюме Евы» сидит на столе и с аппетитом что-то жует, блаженно закрыв глаза. Она явно услышала мои шаги, но внешне никак не отреагировала, продолжая покачивать ногой. Разве можно упустить такое зрелище? Сажусь возле нее на стул и откровенно любуюсь завораживающей картиной «Джин на кухне, доедающая какой-то фрукт ранним утром, вскоре после пробуждения».

Через несколько минут есть стало уже нечего, Джин открыла глаза, с улыбкой посмотрела на меня, соскочила со стола и пошла мыть руки. Вытерев их полотенцем, она неожиданно подошла и уселась на мои колени, лицом к лицу, обхватив руками за шею. Ну если так… Обнимаю ее и притягиваю поближе, она продолжает улыбаться, но с каким-то непонятным выражением на лице.