Сара Маас - Женщина-Кошка. Похитительница душ [litres]

– Мне следовало бы тебя арестовать, – сумел сказать Люк.

– Следовало бы, – согласилась она, и он готов был поклясться, что услышал ее улыбку, – но ты не станешь.

– Нам не следует так поступать.

– Мы пока никак не поступаем.

Ее ироничный голос заставил его повернуться к ней лицом. Протянуть руку в темноту, туда, где должно было быть ее лицо, и пальцем обвести ее черты. Его встретила нежная, мягкая кожа. А волосы, забранные назад… прямые. Шелковистые – густые.

Пальцы Люка погладили ее по волосам, спустились по шее. Он готов был поклясться, что у нее сбилось дыхание. Он обвел пальцем линию кожи над костюмом:

– Зачем ты меня сегодня спасла?

Металл и кожа зашипели, когда она сняла перчатки. Стройные руки нашли его руку, лежавшую на бедре. Перевернули ее тыльной стороной вниз и погладили огрубевшую кожу ладони.

– Потому что мы – две стороны одной монеты.

– Правда? У нас много общего?

Он обводил кончиком пальца вырез на ее шее и ничего не мог с собой поделать. Затем он нашел ключичную впадину и остался там, чтобы ее пульс бился и у него под кожей.

– Ты пытаешься расшатать мой город. А я пытаюсь его спасти.

Через костюм он едва чувствовал, как ее руки скользят по его ноге, по животу, по груди.

– А там есть что спасать?

– Ты сама сказала, что здесь живут хорошие люди, что я должен их защищать.

– А коррупция, а неработающая власть? Их стоит спасать?

– Это тоже часть города – и именно такие люди наживаются на хаосе.

– Но это будет не постоянный хаос. Просто… временный.

– И длиться он будет, пока ты не продашь то, что украла у Ниссы тому, кто больше всех предложит?

И снова он услышал улыбку в ее голосе:

– Возможно.

Он уже открыл было рот, но она спросила:

– А тебе не надоедает сражаться за хороших?

– Нет. Я был таким задолго до того, как впервые надел этот костюм.

Ее руки исследовали его торс, шрам у него на груди. Люк поежился, когда кончики пальцев пробежались по толстому рубцу.

– Какой ты благородный.

– Зачем ты здесь?

Не в Готэме. А в этой комнате. С ним.

Ее пальцы замерли. Он почувствовал на себе ее дыхание и понял, как близко они придвинулись друг к другу. Почувствовал каждый сантиметр ее бедра, прижатого к его бедру, тепло ее тела. Не хладнокровная, сотканная из тьмы фигура, а живая и обжигающая.

– Меня может здесь и не быть, если хочешь.

Она стала подниматься, и тело Люка запротестовало, сопротивляясь, когда он бросился к ней, схватил ее за руку и вернул назад на кровать.

Костюм у него под пальцами был упругим, но жестким, ткань ему определить не удалось. Но изгибы тела под костюмом…

– Не надо, – сказал он.

– Что не надо? – промурчала она.

– Не оставляй меня одного в темноте, – сказал он тихо.

Не оставляй меня одного в темноте. Там, где существуем мы оба, но служим разным силам.

Ее пальцы скользили у него по лицу. По носу, по рту.

Когда она хотела отдернуть руку, Люк взял ее пальцы в свои и, переплетя их руки, поцеловал ее.

Поцелуй был мягким, но сомнений не оставлял.

Селина поняла, что забыла обо всем, когда приняла его. Ответила на его поцелуй своим поцелуем.

Теплый – какой же он теплый.

Она не могла вспомнить, когда ее в последний раз кто-нибудь обнимал.

Когда она увидела его на крыше, когда он покачнулся и она заметила, что он ранен, она спасла его, повинуясь инстинкту. А сейчас она, повинуясь инстинкту, обвила его шею руками и прижалась к нему.

Здесь, в темноте, она открылась ему. Вдохнула его.

Его язык обвел уголки ее губ в беззвучном вопросе, и Селина тихо застонала, когда он попробовал ее на вкус. Сначала нежно, а затем глубоко.

Этот шрам, этот жуткий шрам, прошивший его грудь…

Она хотела рассказать ему. Что она все знает.

Что она знает: они вряд ли станут парой, потому что…

Он нежно прикусил ее нижнюю губу.

Все мысли разом вылетели у нее из головы.

Ей было наплевать. Наплевать на все, что было за пределами этой комнаты и мужчины перед ней, и…

Это неправда. И никогда не будет правдой.

Он почувствовал перемену в ней и подался назад, его губы застыли над ее губами.

– Все хорошо?

Он дышал судорожно, неровно, с хрипом.

Не сейчас. Сейчас она не может позволить себе ошибки. Она прильнула к нему и поцеловала его. Один раз, второй.

Его руки утонули в ее волосах, а тело вздрогнуло, когда он поддался этому поцелую, поддался ей.

Она села к нему на колени, и его руки стали гладить ее по спине, опускаясь ниже.

Он не успел среагировать, не понял, что щелчок на рукаве ее костюма выдавал плохие намерения.

Когда маленькая игла проникла сквозь кожу на его шее, когда он вскрикнул от удивления, она тут же отпрыгнула от него.

– Ты… – начал было он.

И замолчал.

Она ничего не видела в кромешной темноте, но почувствовала, что у него перехватило дыхание, а его мощное тело упало на матрас. Он был без сознания.

Селина взяла шлем, надела его, но отвела взгляд от мужчины.

Они дали другу не произнесенное вслух обещание – не смотреть.

И она не стала смотреть. Даже когда распахивала окно, чтобы затем раствориться в ночи.

Логово Харли располагалось в заброшенном здании станции метро и было именно таким, каким Селина его представляла: беспорядочным, цветастым и набитым разным оружием.

Ведущей темой был цирк. Среди потертой мебели висели кричащие старые афиши: глотатели огня, канатоходцы, по каменным стенам под сводчатым потолком были развешаны светящиеся гирлянды, а в дальнем конце круглой комнаты нечто похожее на старое полотно от тента в красно-желто-синюю полоску укрывало крошечную ванную.

Селина понятия не имела, что она тут делает в четвертом часу ночи. Они, скорее всего, спят, но… ей нужно поговорить. С кем-нибудь. С кем угодно.

Стоило ей представить себе, что она вернется к себе домой и остаток ночи будет мерять шагами безупречный пол своей квартиры, как она изменила маршрут и вместо того, чтобы направиться на север, решила прийти сюда.

Селина постучала по металлической двери с вмятинами, и через тридцать секунд Плющ уже открыла ей дверь.

Рыжие волосы собраны в небрежный пучок, на вздернутом веснушчатом носу – очки в черной оправе. Она была в старой кофте с выцветшей надписью « Растения – тоже люди!», которая сползла с одного плеча.

– Что случилось?

Селина прислонилась к грязному дверному косяку.

– Уже и просто так заскочить нельзя?

– В четверть четвертого утра?

Но Плющ поманила ее внутрь, а потом высунулась и посмотрела по сторонам, вглядываясь в темноту старого тоннеля, откуда доносился звук капающей воды.

Селина снова огляделась: у стены она заметила письменный стол, на котором громоздились кучки бомб, расписанных под цирковые шары. Какие-то были готовы только наполовину и лежали под увеличительным стеклом и лампой. На стуле у стола, касаясь пола, висел патронташ с ножами для метания.