Сара Маас - Женщина-Кошка. Похитительница душ [litres]

– Ну, логово отъявленной злодейки у нее вышло хорошо, – заключила Селина.

– Она считает, что это – предельная форма самовыражения. – Плющ показала рукой на увитый стеблями стол, стоящий у стены, где висела афиша с дрессировщиком львов. Стол был завален бумагами, книгами и растениями. – А мне здесь позволяется самовыражаться только так, – хихикнула она. – Это единственное место, которое Харли не может «украшать».

Растения извивались и мерцали под лампами солнечного света.

– Твои питомцы?

– Мои друзья, – сказала Плющ, подходя к столу и улыбаясь семи растениям в горшках. – Элизабет, Эмма, Фанни, Кэтрин, Энн, Марианна и Элинор.

Брови Селины поползли вверх под шлемом:

– Ты их назвала в честь героинь романов Джейн Остин?

Плющ засияла так же ярко, как и светящиеся над ними лампы.

– Ты моя новая любимка! Никто больше не понял отсылки – даже Харли меня спросила, что за чушь я несу.

Селина подняла визор на шлеме, разглядывая растения.

– Я, скорее, больше по Бронте.

Плющ замахала руками:

– Фу, меня от мистера Рочестера тошнит. Я за Дарси.

Селина ухмыльнулась и кивнула, уступая.

– Ладно, а ты чего не спишь?

Плющ показала на ноутбук, наполовину погребенный на столе под бумагами и книгами.

– Я работаю.

– А где Харли?

Что-то ее не видно в этом подземном цирке.

Плющ опустилась на крутящийся стул возле стола и повернулась:

– Не знаю. Она пару часов назад ушла, очень торопилась. Назад не приходила. – Ее глаза потемнели от грусти. – Она так часто делает. Я стараюсь не расспрашивать.

Кажется, Плющ всегда старалась не расспрашивать, не давить на Харли. Наступила тишина, и Плющ выжидающе уставилась на Селину.

Селина выдохнула:

– Ну, можно сказать, что я чуть было не переспала с тем, с кем мне этого делать не стоило.

Плющ довольно злобно улыбнулась:

– О, давай рассказывай.

Селина поняла, что Плющ прекрасно знает, о ком она говорит.

Селина меряла шагами выцветший синий ковер, усыпанный звездами, прошла мимо трех огромных столярных молотков из дерева, которые прислонились к дивану из вытертого бархата.

– Просто так… случилось. Не знаю.

– Тебе понравилось?

Селина вздохнула, запрокинув голову к сводчатому потолку.

– Да. Боже мой, да.

Плющ оглядела ее с головы до ног:

– Ну, и ты пришла рассказать мне сочные подробности?

– Я пришла, чтобы… Даже не знаю. – Она посмотрела на металлическую дверь, – Не буду тебя отрывать. Она сморщилась, отчаянно пытаясь найти выход. – Над чем ты , кстати, работаешь?

– Хочу усовершенствовать формулу целебной мази, которой я тогда воспользовалась. И не пытайся сменить тему.

Но Селина спросила:

– А ты эту формулу… ты ее собираешься продавать?

Плющ от нее отмахнулась:

– Для этого нужно будет столько изгаляться с этим разрешением от ФДА, [22] Управление по надзору за пищевыми продуктами и медикаментами, которое выдает, в том числе, лицензии на лекарства. что продать ее вряд ли получится. Особенно учитывая мое положение.

– Но ты можешь действовать через третье лицо – и оставаться в тени.

– Чтобы все почести им достались? Ну нет.

– И ты сделаешь это чудо и не станешь им делиться?

Плющ нахмурилась, закинув босые ноги на стол. Какое-то растение – Эмма? – протянуло зеленый усик и пощекотало ее. Плющ расхохоталась, поджав пальцы. Но улыбка слетела у нее с губ, когда она продолжила:

– Я сама выбрала этот путь. Я должна принять последствия.

– Но ты можешь перестроиться – развернуться. Ведь… эта мазь нужна многим. Тебе стоит найти способ, как поделиться ей с ними.

– Я знаю, – сказала Плющ, опустив ноги на синий ковер. – Я думаю, что особенно успешно мазь могла бы сработать на тех, кто получил тяжелые ожоги. По крайней мере, мне помогло.

Селина подняла брови, оглядев доступную глазу гладкую кожу Плюща.

– У тебя был ожог ?

Плющ отмахнулась от нее:

– Да, я обожглась. Совсем чуть-чуть.

– Господи, – сказала Селина, – тебе нужна нормальная лаборатория.

Плющ заметно напряглась:

– Она у меня была . А потом ее взорвали.

– Я имела в виду, с людьми. С другими учеными, которые будут тебе помогать.

– Вот ты устроишься на «настоящую» работу, и я следом.

Селина улыбнулась:

– Справедливо.

Плющ на нее хитро посмотрела:

– Ты так и не рассказала, как ты там чуть не переспала с…

Селина оглянулась на металлическую дверь и начала отступать к ней.

– Даже не думай уйти, оставив меня без подробностей, – сказала Плющ.

Она прошла по комнате, петляя между брошенными колготками в сеточку, розовым париком и игрушечной обезьянкой, стучащей в тарелки. Плюхнувшись на красную кушетку перед телевизором, она похлопала по вытертому бархату рядом:

– Девочкам пора поболтать.

– Я понятия не имею, как девочки обычно болтают, – сказала Селина, подходя к кушетке.

– Класс. Я тоже не знаю, – заявила Плющ, улыбаясь.

Люк застонал, проснувшись, голова раскалывалась, в боку – пульсирующая от боли каша.

По краям штор проникал солнечный свет.

Он не у себя дома. Он не знал, куда она делась, только помнил, что она притащила его сюда, и до сих пор слышал ее призрачный цветочный запах.

Люк потянулся за шлемом, закусив губу, чтобы не застонать от боли, когда кожа на ребрах натянулась. Он еле втиснулся в шлем, опустил линзы на глаза, собрал чешуйки брони, которые она срезала, и убрал все в мешочек на ремне вместе с набором для наложения швов, которым она воспользовалась. Все ДНК он унесет с собой.

Люк открыл дверь, отодвинув шерстяной свитер, которым она заглушила свет. Заглушила свои черты, кроме жара губ, запаха волос и кожи.

Стиснув зубы, застегивая ремень на поясе, он стремительно вышел из комнаты, направляясь туда, где должна была быть входная дверь.

И попал прямо в кухню к комиссару Гордону. Где Гордон завтракал с дочерью-подростком и младшим сыном.

Дочь Гордона что-то встревоженно прошептала, сын вскрикнул от радости, а сам Гордон… уронил ложку с хлопьями прямо на маленький кухонный стол.

– Доброе утро, – с трудом нашелся Люк и направился мимо стола к входной двери.

Гордон оправился настолько, чтобы ответить:

– Доброе.

– Бэтвинг , – с трепетом прошептал его сын, сходя с ума от радости.

Люк улыбнулся под шлемом и решился потрепать мальчика по темным волосам, проходя мимо.

Рану в боку первой заметила дочь Гордона:

– С вами все хорошо?

Внимание Гордона переключилось на голую кожу Люка, на шов. Он вскочил на ноги:

– Господи…

Люк знал, что Гордон болтать не станет – никто из них не станет, – но не удивился бы, узнай он, что его волнение вызвано, в числе прочего, темной кожей, выглядывающей из-под костюма Бэтвинга.