Ник Перумов - Череп на рукаве [litres]

Сурендра и Джонамани разом совершают какое-то невообразимое движение, что-то вроде прыжка из положения «лёжа», оказываясь возле Ханя. А я подхватываю выпавший гранатомёт – красный светодиод погас, вместо него мигает жёлтый – цель ушла из захвата. Вскидываю оружие, не чувствуя его тяжести. Пищит автомат наводки. Двадцатикратная оптика, повинуясь командам моего микрочипа, послушно сужает поле зрения. Я вижу пулемёт. И не простой – пулемёт-спарку, калибра четырнадцать с половиной. Как Ханю не оторвало напрочь руку?..

Я не вижу людей. Я приказываю себе не видеть их. Я вижу только пулемёт. Он не живой. Его можно взорвать. Это как на маневрах. Я не убиваю. Я взрываю пулемёт.

Полсекунды требуется автоматике, чтобы захватить цель. Вспыхивает красный огонёк. Гудит прямо в ухо зуммер. Цель захвачена. Разрешена стрельба в режиме самонаведения.

Я жму спуск. Без чувств и эмоций, как машина.

Огненный росчерк. Сгоревший твёрдотопливный движок гранаты – и одновременно чьи-то сгоревшие надежды на жизнь.

Взрыв. Спарка исчезает в клубящемся пламенном облаке. Граната имеет БЧ объёмного взрыва. На короткий миг мой ночной прицел слепнет – настолько высока температура в эпицентре. На месте пулемёта остаётся только дымящаяся, раскалённая, светящаяся белым в инфракрасном диапазоне яма.

Я встаю. Почему все лежат? Вперёд, вперёд, нас перестреляют тут всех до последнего. Они оказались хитрее, они подготовились к отражению возможной атаки с тыла…

Вообще-то им пора взрывать мост. Где эти чёртовы командос?..

– Встали! – Кажется, я кричу. Не слышу собственного голоса. Глаза что-то режет и щиплет – не то пот, не то слёзы.

И моё отделение встаёт. За ним – кто-то ещё. И мы бежим, прямо на полыхающую выстрелами тьму. Мы орём что-то невозможное, рёв десятков глоток сливается в переговорнике. Я вскидываю «манлихер», система наведения захватила ещё одну пулемётную точку, и я стреляю, едва услыхав зуммер готовности. Моя граната не самонаводящаяся, это значит – винтовка чуть ли не случайно «нацелена» правильно. Чип рассчитал траекторию гранаты и дал добро на стрельбу…

Взрыв. Топает за мной моё отделение. Никто не остался позади, над Ханем уже склонился кто-то с большим красным крестом на форме. С ним всё будет в порядке, пытаюсь я уверить себя.

Воздух густеет от пуль. Опрокидывается наш новичок, тот самый рекрут, которого прислали на смену Кеосу. Я не успеваю даже заметить, что с ним, вижу только совершенно разбитое забрало шлема и хлещущую кровь.

Холодный груз.

Мои ребята стреляют, темнота огрызается в ответ. Кто-то падает справа и слева, я не вижу. Под ногами кончается асфальт. Полотно моста переходит в покрытие широкого шоссе.

Колючая проволока. И окопы. Траншея. И шевелящиеся фигуры. Даю очередь вдоль. Фигуры падают. Пули отбрасывают их, точь-в-точь как манекены на стрельбище.

Здесь нет людей, барабаном бьётся в моём мозгу. Здесь манекены. Стреляющие роботы. Сделай свою работу, десант!

Чёрный провал блиндажа. Ручную гранату внутрь. Глухой удар, с петель срывает дощатую дверь. Только теперь я замечаю намалёванный на ней красный крест.

Это просто полигон. Это просто манекены. Ничего большего. Вперёд, десант! Gott mit uns! Für Führer und Faterland!

Отделение идёт за мной. Броневой колпак, засыпанный землей. К нам обращён распахнутый рот лаза. Кряк кидает гранату. Из бойницы над нашими головами выплёскивается пламя.

Бой уже идёт по всей глубине. Несколько фигур бросаются на нас – так быстро и проворно, что мы не успеваем открыть огонь. На их винтовках блестят примкнутые штыки. Фигура оказывается около меня, блестящее остриё летит мне в живот – бей, дурак, там у меня броня. Я уворачиваюсь и бью в ответ – прикладом в голову. Фигура падает, и я пинком отшвыриваю её винтовку.

Дальше, дальше, дальше.

Мы подрываем ещё несколько блиндажей и дотов. Противник повсеместно кидается в рукопашную. Мы стреляем. В упор. Очереди «манлихеров» режут серые фигуры пополам, так что летят кровь и внутренности. У наших противников нет брони. Вернее, она есть далеко не у всех.

Бухает артиллерия. Невдалеке, прямо перед нами, земля встаёт дыбом, летят какие-то брёвна, доски… Взрывы гремят снова и снова. Откуда-то из темноты летят огненные стрелы – они рвутся на чистой земле перед позициями, сапёры проделывают таким образом проходы в минных полях… Потом мне кажется, что я различаю басовитый рокот танковых моторов – и верно, в центре, справа от нас, шесть или семь низких, приплюснутых силуэтов с длинными пушками. Они уже ворвались на позиции, давят то, что можно раздавить. Один из них окутывается дымом, ствол пушки дёргается вверх-вниз, словно от сильнейшего удара, и замирает, но остальные продолжают двигаться.

У меня нет времени оглядываться. Отделение идёт кучно, хорошо. Мы старательно чистим наш сектор. У нас много гранат, и мы не экономим. Взрываем любую дыру, любое подозрительное место. У нас нет потерь, хотя и Кряка, и Фатиха, и Назариана уже опрокидывало пулями. Спасла броня. Пока никто, кроме Ханя, серьёзно не пострадал.

Танк, вкопанный в землю. Это серьёзно. Он бьёт из всего, что у него есть, а у него есть даже огнемёт для ближнего боя. Судя по всему, PzKw-V, какая-то экзотическая модификация. Мы с трудом сбиваем пламя со спины Раздвакряка.

Я заряжаю гранатомёт Ханя – как он снова оказался у меня в руках? Кто-то из ребят подобрал?.. – кумулятивной гранатой и аккуратно прошиваю башню высокотемпературной струёй. У этого танка нет ни силовой защиты, ни активной брони. После удара кумулятивным зарядом там скорее всего никого не осталось, но мы на всякий случай доканчиваем его, швырнув внутрь через проплавленную дыру пиропатрон. Едва успеваем отскочить и укрыться, как у танка взрывается боеукладка.

…И как-то сразу после этого бой внезапно стихает. Ещё слышны одиночные выстрелы, но их всё меньше и меньше. Я оглядываюсь – мост стоит. С противоположной стороны бежит кучка людей. Они тащат развевающийся имперский стяг с Орлом-и-Солнцем. Там тоже всё кончено.

Меня начинает трясти. Я вдруг вижу не серые безликие фигуры, а кинувшегося на меня мальчишку лет, наверное, семнадцати. Лоб перевязан красной повязкой интербригады. У него нет бронежилета, грудь вся залита кровью, и кровь застыла лужицами в топорщащихся складках серой куртки.

– Обер-ефрейтор! Фатеев! – оживает мой переговорник. Лейтенант. Как он не понимает, что я сейчас не могу говорить!

– Обер-ефрейтор Фатеев на связи, – машинально откликаюсь я.

– Докладывай.

– Сектор пройден, господин лейтенант.

– Вижу. Молодец. Прошёл, и без помощи. Потери?

– Один убитый. Один тяжело раненный. Трое с лёгкими контузиями и ушибами. Боеспособны.