Ник Перумов - Череп на рукаве [litres]

Да, пять столбов впереди. Шесть… семь… восемь… Основательно же они потрудились над здешними речушками. А мы-то, мы-то хороши… уперлись в одну-единственную, не видя, не замечая, что творится вокруг. Или это было настолько хорошо укрыто, что даже хвалёная имперская разведка не справилась?

Мы повернули. Но горючего оставалось всё меньше и меньше; рисковать с почти двумя десятками ребят в отсеке я, понятное дело, не мог. Посадил машину, когда только вспыхнул предупредительный сигнал. Встали ровно и хорошо, в укромной ложбине, достаточно широкой для того, чтобы там спокойно разместилась такая махина, как наш транспортник. Вышли. Долго смотрели на беспомощный вертолёт. Из него, само собой, выгребли весь полётный НЗ, всё, что могло пригодиться. Переход предстоял внушительный. А радио мы больше не доверяли. Уж слишком оперативно вышли на нас в прошлый раз господа из Шестой интернациональной…

Потянулись долгие часы монотонной дороги. Мы шагали по степи, растянувшись цепочкой. Устав предписывал выделить головной и боковые дозоры, но при отсутствии связи на это вопиющее нарушение инструкций, способное довести господина штабс-вахмистра до инфаркта, пришлось закрыть глаза.

Поднималось всё выше солнце. Кружили далёкие столбы живого «дыма». Мы шли в молчании, потому что каждый понимал – выбраться отсюда шансов немного. Наш главный враг сейчас – расстояние, а не повстанцы или даже Туча. Расстояние. Тысячи и тысячи километров по маловодным степям. Все прелести перехода – без какого бы то ни было снаряжения, в одних брезентовых штормовках. Прошлый раз мы совершили ошибку – ценой её стала жизнь Прохазки. Если надо, будем, как сказал, идти хоть год. Но придём. Обязательно придём.

…К вечеру нам пришлось повернуть к горам. Здесь, в степи, совсем не было воды. Мы копали ямы, но они оставались сухими. Трава здесь стояла невысокая и пожухлая. Нам пришлось повернуть. Прямо туда, где над предгорьями крутились шесть исполинских живых воронок. Там зеленели леса, там должна была быть вода.

…Когда добрались до первых деревьев, от жажды уже впору было вешаться. Неужели все до единого ручьи, сбегавшие с гор в сухую степь, перехвачены? Неужто все обращены в «реакторы» и «инкубаторы»? В подобное как-то не слишком хотелось верить.

Мы на самом деле нашли ручей. Но – в опасной близости от основания «воронки». Тем не менее это была вода. Я объявил привал. Ребята нервничали, даже невозмутимый Микки или хладнокровный Гюнтер.

Разумеется, и речи быть не могло, чтобы лезть к «инкубатору». У нас ни приличного оружия, ни брони. Оставалось только забиться в густой подрост и отлёживаться. Нам предстояло запастись водой на долгий переход.

Ребята улеглись, а мне покоя всё не было. Что-то неведомое не давало уснуть, не давало забыться. Десантник должен уметь отдыхать в любой ситуации, если нужно возобновить силы для боя. А тут… я ворочался с боку на бок, пялился в ночное небо – но сна всё не было. И вот, проворочавшись так всю ночь, на рассвете я таки не выдержал. Осторожно поднялся и крадучись двинулся сквозь заросли. Туда, где – я точно, я твёрдо знал, сам не ведая откуда! – крутился над опустевшим «инкубатором» чёрный смерч. Меня словно вёл какой-то зов, но при этом я оставался самим собой. Человеком. Русланом Фатеевым. Которому почему-то очень надо, до невозможности надо увидеть, что же на самом деле происходит там, над «резервуаром» и в нём. Во мне словно жила какая-то лихая бесовская уверенность, что со мной ничего не случится, что со мной не может ничего случиться. Почему-то я был уверен, что Туча поглощена сейчас сама собой, ей не до меня, и если я не буду швыряться зажигательными гранатами (которых у меня так и так нет) – то меня никто не заметит. Безумный порыв, если разобраться толком; но в те минуты меня словно ветром подхватило.

И я увидел. Не в цифровой бинокль, своими собственными глазами. Вблизи. Я увидел невиданное. Чего до сего времени не видел ни один землянин. Ни один человек. И, хочется верить, больше и не увидит.

Да, здесь когда-то тоже текла речка. Петляла между предгорными холмами, бурлила на перекатах. Теперь её намертво перекрывала широкая плотина, замкнувшая треугольную «чашу» между холмами. Здесь явно потрудились человеческие руки – вдоль краёв поднимался внушительный вал металлопластиковых блоков. Стандартный имперский строительный материал.

Почти до краёв поднималась густая коричневая слизь. Сейчас она вся словно кипела, но все, кому надо, похоже, уже «вылупились» – пузыри лопались впустую. Там, в глубине, словно перекатывались громадные мускулы, время от времени поверхность жуткого пруда вспухала горбом, и оставалось только догадываться, что же за твари ходят сейчас вдоль дна, время от времени поднимаясь вверх.

Сверху живые воронки мерно крутились над кронами – надо полагать, вся нечисть взлетела над бывшим «инкубатором». Ну, крутитесь – и крутитесь себе, нам ваше внимание не требуется, мы не обидимся, если вы в нашу сторону даже и не посмотрите…

Они и не посмотрели.

Высоко в небо поднимался плотный, почти что чёрный, мерно вращающийся живой вихрь. Я различал массу кружащихся созданий – размером от кулака до крупной птицы, вроде орла. Мелькали и какие-то совсем громадные стрекозы, на манер живших в карбоне метровых меганерв, только ещё больше. На ходу твари перестраивались. Совершали какие-то сложные маневры, составляясь в разнообразные цепочки. И чем больше я вглядывался, тем сильнее убеждался – отыскать двух одинаковых было практически невозможно. Деталей, само собой, не различишь. Единственное, что смог разобрать, – у всех, независимо от вида и размера, – вздутое брюхо. Мне показалось, что все они с трудом держатся в воздухе.

Их танец, неторопливое, исполненное достоинства движение завораживало. Им не было дела до нас, жалких крупинок примитивной протоплазмы – в отличие от них, протоплазмы дивно реорганизованной, упорядоченной, предельно функциональной и эффективной.

Я мог только бессильно пялиться на происходящее. Враг набирал силу, приумножал своё число, а мы хлопали глазами.

И сладко-сладко плавала по сознанию моему странная мысль – а если я сейчас брошусь в этот самый пруд, со мной ничего не случится. Я защищён . Они ничего не могут мне сделать.

Это было чем-то сродни детской убеждённости, что от всех ночных страхов лучше всего защищает самое обыкновенное одеяло, натянутое на голову.

Туча мало-помалу приняла форму почти правильной воронки. Я даже приблизительно не смог бы сказать, сколько стянулось сюда живых существ. И для чего.

Медленно поднималось солнце. Вокруг становилось светлее, отползали ночные тени, но Зло, восставшее из неведомых адских глубин прямо у меня перед глазами, отнюдь не страшилось светлого дня. Заворожённый, я продолжал смотреть, и вот, когда первые прямые лучи коснулись поверхности «инкубатора», слизь в нём резко закипела. Словно кто-то поставил слабо булькавшую горячую, только что кипевшую воду на полный огонь.