Василий Сахаров - Отряд «Акинак»

Федор уже собирался включить воспроизведение роликов, когда у него в кармане заиграла мелодия мобильника. На всю группу у них имелся только один, экстренная связь с майором Чаплыгиным. Толстый вынул из кармана телефон, включил громкую связь и нажал прием.

В трубке раздался треск, как если бы где-то выламывали дверь, и раздался взволнованный голос Чаплыгина:

— Федор, вас нашли, через меня вышли. Кто вы и сколько вас они точно не знают. Прости, так сложилось, моя вина. К вам выехал спецназ охранной фирмы «Пирамида», бегите, если сможете, а я живым не сдамся.

Из трубки пошли частые гудки, майор отключился, а Меченый обернулся к Кастету, и скомандовал:

— Всем в ружье, рюкзаки на плечи, будем уходить через катакомбы.

Кастет рванулся к выходу, а Федор, покидав в небольшой рюкзак, напоминающий РД, все свои немногочисленные вещи, вогнал в «Глок» обойму на девятнадцать патронов, передернул затвор, закинул в глубокий карман куртки еще две обоймы и выглянул в окно, нависающее над воротами.

Спецназ «Пирамиды» уже был здесь, группы хорошо вооруженных бойцов в касках-сферах, бронежилетах и черных масках, выгружались из затонированных автобусов перед въездом в бывшую воинскую часть и растекались вдоль забора, беря на прицел оконные проемы и двери. Русские люди, которые получали за свою работу деньги, готовы были убивать других русских людей. Судьба раскидала их по разные стороны баррикад, потому что одни хоть и не любили власть, но она их кормила, а другие ее просто ненавидели лютой ненавистью и плевать хотели на деньги.

Частное охранное предприятие «Пирамида» существовало уже десять лет, и с самого начала это была контора, в которую набирались «сливки» армии и криминала, готовые исполнить любой приказ своего хозяина, личные гвардейцы олигарха Мешкова. Год за годом «Пирамида» крепла и расширялась, охраняя покой и добро Мешкова. Наконец, когда глава корпорации стал президентом РФ, его частная армия стала по сути своей исполнять задачи Внутренних Войск в деле подавления беспорядков, надо заметить, успешно выполнять, поскольку там, где работали «пирамидовцы» возмущаться становилось просто некому.

Шанс уйти у группы Толстого был, через катакомбы. Название, конечно, с претензией, всего-то большой коллектор длинной более километра с выходом к пересохшим очистным сооружениям в ближайшем леске. Это хорошо еще, что декабрь выдался без снега и не сильно дождливый, можно было спокойно уходить не замочив ног и не измазавшись в грязи как свин. Однако кто-то должен был отвлечь гвардейцев Мешкова на какое-то время, пока остальные отойдут. Эту роль Федор назначил себе, поскольку был уверен, ну, почти уверен, что он сможет оторваться и в одиночку, а вот бывшие скинхеды, большая часть которых и в армии-то, по молодости своей, еще не служила, шансов практически не имели.

В комнату заглянул Кастет и сказал:

— Уходим, Федор!

— Давайте сами, — голос Меченого был спокоен. — Встретимся на запасной базе, группу поведешь ты.

— Да, как же это? Мы тебя не бросим, — возмутился Кастет.

— Этих, — Толстый кивнул в сторону окна, — отвлечь надо. Если они поймут, что здесь никого, то начнут лес прочесывать, и тогда никому из парней не уйти. Двигай, Костя, — Федор впервые назвал Кастета по имени, — а я выкручусь, обещаю.

Кастет только молча кивнул и помчался в подвал, из которого шел ход в коллектор. Дальше их путь лежал в лес, потом марш-бросок на семь километров к кемпингу возле дороги, где уже целую неделю стоит фура с товаром, на которой они и должны были выбраться за пределы оцепления, которое, наверняка, уже выставили на всех дорогах. Коль будет им удача, так и выберутся парни, а нет, так хоть как мужчины, постараются подороже продать свои жизни.

Прошло минут десять, к ржавым воротам, со сбитыми красными звездами, подкатил БТР с громкоговорителем закрепленным впереди. Бронетранспортер повертел башней и над заброшенной воинской частью разнесся усиленный динамиками голос:

— Говорит генерал Гаврюшкин! Сопротивление бесполезно, вы окружены! Предлагаю сложить оружие и сдаться! В случае отказа спецназ предпримет штурм, и пленных брать не будет!

— За сколько Родину продал, генерал? — Толстый стоял за прочной бетонной стеной и не боялся, что ПКВТ БТРа сразу же пробьет ее. — А может быть, ты идейный, чисто на лампасы совесть променял?

— Кто это там гавкает?

— Гавкаешь ты, псина облезлая, а с тобой человек говорит. Гордись этим, пока еще жив.

— Слышь, парень, — голос генерала приобрел почти отеческие нотки, — сдавайтесь, если штурм начнется, все погибнете, а вам еще жить и жить.

Меченый понимал, что генерал ему просто зубы заговаривает и отвлекает внимание от спецназовцев, которые в этот самый момент перебираются через стену, и обкладывают здание, в котором он находился. Однако и он отвлекал штурмовиков от парней, которые уже должны были выйти в лесной массив, так что смысл поговорить с Гаврюшкиным некоторое время, все же был.

— Нам надо подумать, — выкрикнул Федор.

— Пять минут, не больше, — принеслось в ответ. — Слово офицера даю, пока время не истечет, спецназ останется на месте!

— Жди! — выкрикнул парень, вдоль стены выскочил из комнаты и помчался вниз.

Пролет, второй, третий, второй этаж, за ним первый и вход в подвал. Меченый прошел вниз, заблокировал тяжелую металлическую дверь изнутри стальным брусом, и в это время по всему дому разнеслись ясно слышимые хлопки. Прошло только полторы минуты из отпущенных Гаврюшкиным, а спецназ, засыпав здание газовыми шашками, уже пошел на штурм.

— Да, не держишь ты свое слово офицера, генерал. Сочтемся, фамилию твою я запомнил. Гадом буду, а достану тебя, генерал, — зло прошептал Толстый, протиснувшись вниз и уже здесь включив таймер на подрыв небольшого фугаса, который должен был завалить ход.

Километровый коллектор Федор проскочил быстро, вылез из люка, посмотрел на следы парней, ушедших в сторону кемпинга и, вздохнув, направился в противоположную сторону. Он двигался навстречу спецназовцам, которые, наверняка, уже обшарили пустые здания на территории брошенной воинской части и двинулись прочесывать окрестный лес.

Дело уже к вечеру, темнеет рано, Федор вдохнул всей грудью сырой лесной воздух, почувствовал запах прелой листвы, услышал все самые незначительные шорохи вокруг себя и вызвал из глубины своей души состояние волка, готового биться до самого конца и не сдаваться. Звериная натура отозвалась сразу же, она была уже готова и только ждала разрешения выйти наружу.

Уже не совсем человек, а в большей степени волк, прислушался к своим чувствам. Где-то метрах в трехстах шли люди, получившие приказ на его уничтожение, но это все чепуха, он — Одаренный, он — «акинак», он — воин Ордена Меченых. Те, кто шел за его жизнью, были умелыми бойцами, но они не умели и не знали того, что умел и знал он. Для них война была ремеслом, а для него жизнью. Для них лес был очередным ландшафтом, а для оборотня он был родной стихией.