Вячеслав Базов - Вышибалы

А потом Акросс, словно вытаскивая застрявший в горле кляп, неуверенно произнёс:

— От-тца убили так же.

Барс, казалось, забыл, как дышать, но капитан не спешил рассказывать, продолжал смотреть в пустоту.

— И что это значит? Как — так же? Не может быть так же.

Акросс рывком повернулся, чтобы смотреть ему в лицо, ответил уже уверенней:

— Запытали. До смерти.

Он впервые говорил это вслух — то, о чём раньше и сам только догадывался. Тут же сник, снова отвернулся, заговорил сбивчиво, неуверенно, выуживая то, что понял тогда, в детстве:

— Он работал на… э т и х… Ну или денег им был должен. Я не знаю, что именно. Но они его убили. Мать чуть с ума не сошла, волновалась за то, что они и меня заберут. Гулять не выпускала, в школу отводила и из школы забирала…

Как-то именно по дороге из школы к ним подошли двое бритых ребят. Акросс, скорее интуитивно чувствовавший, что страх матери обоснован, теперь впервые увидел его вживую и испугался по-настоящему, как чего-то реального, а не детской страшилки про серого волка, что придёт его кусаться. Испугался прежде всего потому, что решил — эти двое ждали здесь его, ещё ребёнка, а тут внезапно наткнулись на защиту в лице матери.

Мама оставила его на качелях, отошла в сторону, чтобы он не слышал разговора. Казалось, она шипела на них разозлённой кошкой: «Я ничего не сказала. Что ещё нужно?! Оставьте нас в покое, мы тут ни при чем». Сколько раз он прокручивал в голове это воспоминание, со временем придя к выводу, что мама знала, кто или по чьему приказу убили отца. Знала, но молчала, потому что мужа она уже потеряла, а сына ещё могла сохранить. Он, его жизнь, была выкупом. Он оставался жить за безнаказанность убийц отца. Поэтому было особенно обидно потратить эту жизнь ни за что сейчас, повторить судьбу отца.

Застонал, переворачиваясь на спину, Тим, продрал глаза, жмурясь даже от тусклого света лампы. Осмотрелся и вроде вспомнил все, что случилось. Посчитал, сколько их ещё осталось: найдя Акросса, а затем Барса, снова закрыл глаза.

— Как ты? — участливо поинтересовался Барс.

— Живой. Тошнит. Как рука?

— Болит, но целая. Сам как? Знаешь, тошнота признак сотрясения мозга. Тебе всё-таки голову до крови расхреначили.

— Нет, сотрясение мозга по-другому ощущается. Тут скорее от общей ситуации мутит. Ещё этот свет…

— А у нас тут вечер откровений, — похвастался Барс, но прежде, чем Акросс успел обидеться, а Барс продолжить — Тим резко перевернулся и его вырвало. Барс пожал плечами:

— Теперь можно сказать, что я видел всё. Это ещё не так плохо. Я лично был уверен, что обосрусь от страха. Я серьёзно. А капитан вон в прострацию впал. Как будто для него смерть значит всего лишь проигрыш.

— Заткнись, — тяжело дыша, выговорил Тим, снова лёг на спину, закрыв глаза.

— Я, может, с вами на всю оставшуюся жизнь наговориться стараюсь, — посетовал Барс. Но тишина показалась ещё более жуткой, невыносимой, и следующим заговорил уже Акросс:

— Я просто никак не могу осознать, что всё это на самом деле. Будто всю жизнь спал и теперь продолжаю.

— Отличное умение. Также хочу. Ждать, что меня вот-вот будильник поднимет на работу. — Барс вроде и шутил, а в то же время звучал ворчливо, огорчённо, и не понять, злился он всё ещё на Тима или уже на капитана.

— Совсем недавно мне казалось, что я не против умереть… Но в жизни оно как-то страшнее… — произнёс Тим.

— Есть такое, — согласился Барс, и интонация его голоса была теплее, задорнее. — Но больше всего меня пугает то, что нас убьют не сразу. Они ведь понимают, что это игра последняя, и теперь отыграются за все проигрыши. Как глупо, что мы по-настоящему начинаем хотеть жить только когда доходит до смерти. Но сейчас это вдвойне нечестно. Только встретил вас и всё, тупик…

— Никто из вас уже не надеется выбраться отсюда, — произнёс Акросс, зашевелившись, чтобы устроиться удобнее в своём углу.

— Конечно, это же так просто — выбраться отсюда. Выломать дверь, пройти Легиона и его ребят и бежать. А потом больше не спать, потому что они снова придут, они всегда нас как-то находили. А может, они находили и не нас, а именно капитана?

— Замолкни, — приподнялся Тим. Цепь на его руках беспрерывно звенела, как живая и переползала по запястьям. Он пытался снять её, но ничего не получалось. — Мы оба это знали, что могли прекратить игру сразу. Но никто из нас не опустился бы до того, чтобы убить капитана.

— Да как будто мы вообще можем кого-то убить! Разбежался! — сорвался Барс, тут же поправился:

— Разбежалась! Твою мать, Тим, как трудно запомнить, что ты баба!

— Мне не принципиально, как ты меня называешь. Силы нас вытащить всё равно не хватит. Даже цепь снять не могу.

— Ты бы её и в реальностях не снял!

— А может быть и стоило?.. — вдруг вмешался Акросс, облизнув пересохшие губы. — Ну… Я хочу сказать, что не стал бы на вас держать зло, если бы вы попытались меня убить.

Вскинулся Тим, приподнял бровь Барс.

— У меня самого не хватило бы духу этого сделать… Я хочу сказать, ну какой я к чертям капитан… И толку от меня не было никакого. Даже Барс… А я испугался, не знал, что делать, я…

— Так я тоже испугался! — напомнил Барс, усмехнувшись. — Я же сказал. И Тим вон как испугался!..

— Я понимаю, о чём он пытается сказать, — спокойно произнёс Тим, и снова пришла в движение цепь на его руках. — Я думал об этом, но… Ты пришёл на крышу, вместо того, чтобы спрятаться. Ты оставался с нами, не сбежал. Вряд ли потому, что боялся оставаться против них один на один.

— Но я правда боюсь остаться с ними один на один, — признался Акросс.

— Да. Но с нами ты не поэтому. Я видел, что происходит с людьми в таких ситуациях, поверь. И ты… Хорошо, не тот капитан, к которому я привык, но всё же… Ты молодец.

Акросс снова впал в прострацию, на этот раз, чтобы самому не расплакаться, потому что тогда Тим снова «задумается», переоценит для себя капитана, снова придёт к какому-то выводу, а пока ему нравился этот. Он, даже ничего не сделавший, не умерший за них, когда ещё было можно, молодец.

А потом дверь в их камеру смертников открылась.

Акросс не помнил ни одной молитвы, да и не был уверен, что в мире, в котором оживали его ночные кошмары, Бог существовал в том привычном образе, которому их посылали. Как же там было, вроде бы «Отче наш, Иже еси…».

Кощей унёс Тима, который так и не разобрался с цепью, оставил их ненадолго вдвоём с Барсом. Мигала под потолком лампочка, они оба молчали, потому что понимали, что Тим — первый. Страшнее всего для них было услышать его крики.

Но вскоре снова открылась дверь, заставив Акросса вздрогнуть и сильнее вжаться в стену. Застывший на пороге Кощей произнёс:

— Легион хотел поговорить с тобой.