Денис Владимиров - Шкуры из стали [СИ]

— Неужели так страшны эти изменения? Чем они опасны?

— Тысячу лет назад здесь не было никаких летающих островов, — обвел он тростью окружающее пространство, — Был обычный мир, да, магический. Своеобразный. Огромные города-полисы, между ними гигантские практически незаселенные территории. Пробои и Проколы случались. Бывало, открывались Порталы, они порой изучались, твари кое-где отлавливались, но все поступали, примерно, как ты и сказал — опасностей и так хватало, одной больше, одной меньше. Зачем зря заниматься пустопорожней деятельностью? А потом в один момент, в одночасье случилась Трансформа. Самая ужасная катастрофа для этого мира…

Замолчал. И почему приходится все тянуть, как клещами? Хочешь сказать, говори и договаривай, нет, промолчи и только. Но тот вдохнул дым костра, болезненно поморщился, а затем продолжил.

— И твердь земная раскололась и взмыла в небеса, изменились сами законы этой вселенной, по крайней мере, на отдельной планете. Безобидное вчера заклинание, чистящее одежду, сегодня плющило десятки людей, боевое, способное стереть с лица земли армию, оборачивалось легким бризом. А еще вместе с этим пришла Система, у каждого появился интерфейс. Он ведь и у местных имеется, и точно такой же, как у нас «геймеров», — последнее слово, будто выплюнул, — Так, что, любезный Гаррот, мы латаем дыры, мы не даем развалиться окончательно этому миру. И это не пафос, не патетика, это то, что мы делаем каждый день. Изменения для глобальной Трансформы могут накопиться за какие-то десятилетия. А что там будет дальше? Это никому неизвестно, может быть после всех жертв и перерождений появится новый чудный мир, а может быть очередной план Ада. И это невозможно предсказать точно и однозначно.

— Легенда игровой вселенной?

— Мгм… Легенда, — хмыкнул тот, — А ты знаешь, что любой террианин может иметь здесь детей, даже от, как вы их называете, «неписей»? — он грустно улыбнулся, — Что доказывает практика уже миллионов рожденных в этом мире! Ты знаешь, что, если взять микроскоп, то сначала ты увидишь бактерий, а затем можешь дойти и до молекулярной решетки? В хороший телескоп ты разглядишь кратеры на лунах и другие планеты в системе, в лучший — другие звезды, вселенные, туманности… Неплохо для игры?

— Так, Демиург…

— На все у вас один ответ! — неожиданно раздраженно ответил тот, — «О, всесильный Демиург!». Почему? — Демиург! Зачем? — Демиург! Все, что не вписывается в картину мира, уточню, в вашу картину — это «Могущественный Демиург! Пути твои непостижимы!». Вы не хотите видеть лес за деревьями! Как тебе Анастасия? Тоже в рамках игрового сценария действовала? Или все же она испытывала реальные эмоции — ненависть, страх, боль… Программный код? А может я? Ты? И все мы? Кто мы? Цифры, пиксели? Подумай над этим, — он встал, показывая, что разговор закончен.

Нет, я все понимаю, если остается только виртуальность, то она и есть твоя жизнь. Но так вжиться, это надо быть сумасшедшим или совершенно безумным! Так переживать, говорить о том, что мир был раньше другим, как о Настоящем, Реальном… Обычные сценаристы такое могут придумать, а тут Демиург — искин, чудо, детище человеческой инженерной мысли! Понятно, что легенда мира будет проработана до мельчайшей детали, как и он сам. И можно поверить, в действительное существование этого мира, как существовавшего ранее до активации Творца, но есть Терра… Тьфу ты, Земля! И вот она, как раз и доказывает…

— Гаррот, чего морозишься? Вон наконец-то наш корабль! — хлопнул меня по плечу Джек, вставая, — Собирайся, давай, нас особо никто ждать не будет, выгрузят этих, и до свидания Безымянный. Скоро, совсем скоро, каких-то гребанных пять-шесть часов и мы, друг, будем в Уэстленде. А в веселом доме мадам Коко, меня уже заждались!

Мне бы его проблемы. После этого гнетущего разговора, все больше крепла уверенность, что необходимо, как можно скорее добиваться возможности открытия всех своих жизней, и теряться, мать его так, теряться из видимости Братства и прочих товарищей.

Да, они выглядели и часто вели себя, как нормальные. Но в головах их поселился или арктический мороз, или огонь Везувия. И то, и то, до добра не доведет. Выгодно сегодня оставить меня в живых — даже возвысят, завтра заподозрят в чем-то, и здравствуй застенки. Как все сложно в этом мире…

Судно «Молния» было длиной приблизительно двадцать метров, шириной около пяти-шести, и походило на корабль военных, такие же хищные обводы. Снизу во всю длину дна мощная турбина. Небольшие крылья по бокам, с четырьмя сигарами, заканчивающиеся винтами. На корме и на носу по орудийной башне, с пушками миллиметров под сорок каждая. Перед дымящимися тремя трубами, на высокой надстройке на поворачивающемся на триста шестьдесят градусов станке были установлены два спаренных крупнокалиберных пулемета. Сейчас они смотрели в зенит, а рядом довольно лениво натирал тряпочкой бронзовые поворотные рукояти усач, похожий повадками на моржа, ленивого и глупого, и только хитрые глубоко запрятанные глазки говорили об обманчивости перового впечатления.

Капитан поприветствовал сэра Девида за руку, кивнул Джеку, на меня посмотрел, как на пустое место, и отправился по своим делам. Вокруг сновали матросы, кто не был занят какой-то специфичной работой, надраивал и без того белоснежную палубу, поручни и другие латунные и медные детали, которых здесь находилось с избытком, и, на мой взгляд, не требовали дополнительной чистки. Здесь, похоже, тоже действовало правило — «солдат должен быть всегда занят». Наш предводитель ткнул тростью в сторону кормы:

— Нам туда, — скомандовал он.

«Молния», едва только выгрузила прибивших охотников и их немногочисленные припасы, сразу легко оторвалась от земли и стремительно взмыла в небо.

Я в которой раз осматривал с восхищением окрестности. Яркое солнце подчеркивало насыщенную зелень разных оттенков, россыпь небольших озер на покидаемой тверди. Далеко внизу за ее обрывистыми краями просматривалась синяя-синяя гладь моря или океана, изредка которую закрывали белоснежные облака. А вокруг внизу и вверху, сотни и сотни летающих островов. От совсем крохотных, на которых часто, цепляясь извилистыми корнями, росли одинокие причудливо изогнутые деревья, до гигантских, сравнимых с тем, что мы покинули. Сновали и орали на все лады тысячи птиц, от огромных, с размахом крыльев не меньше десяти саженей, до обычных чаек. Если первые держались на отдалении, то последние смело подлетали к кораблю, часто садились на поручни и палубу, а матросы с матами в несколько загибов пытались их прогнать, те с задором возмущенно переругивались с людишками.

— Красота, — правильно понял мое настроение Джек, — Сколько раз все это видел, а иногда так проберет, смотришь, и надышаться не можешь этой свободой. Такого, там нет, — ткнул ножом куда-то за плечо, видимо, означило это Землю.