Дмитрий Власов - Сталкериада. Путь мага

— Хорошо, поехали.

Они забрались в автомобиль. Квасьневский бампером аккуратно подтолкнул два дымящихся куска ствола по центру. Они достаточно легко поддались и покатились. Двигаясь автомобилем, как тараном, профессор оттолкал их к краю дороги, и короткие бревна по очереди скатились под уклон. Дорога была открыта. — Алекс, да мы с тобою отличная команда. Улыбнулся профессор.

— Алекс с серьезным лицом кивнул. Почему-то он не испытывал веселья. Утро началось с боя. Что еще принесет этот день? Остаток пути Алекс провел в состоянии абсолютной серьезности. Он ощутил, что Зона опасна. И опасность может ожидать за любым поворотом. Это как раз то, чего он никак не мог понять среди вольных сталкеров Кордона. Хотя и Волк, и Петрович и даже Степан непрерывно об этом всем твердили. Но осознание появилось только сейчас. Когда он, оставленный один на один с двумя автоматами, пытался найти способ победить и выжить.

Позади осталась автозаправка. Потом они ехали мимо группы опор ЛЭП, тех самых, которые он заметил с холма. Квасьневский назвал это Железным лесом. Алекса поразили размеры электрических аномалий, которые несколько раз мелькнули за бетонным забором. Потом был очередной подъем. Потом он увидел железную дорогу. Они съезжали как раз с холма, под которым был железнодорожный тоннель. Вдалеке виднелись большие здания, левее и гораздо дальше, из еле различимого провала земли торчала какая-то непонятная мачта. Автомобиль проехал мимо заброшенного комплекса РЛС, еще пару раз повернул и подъехал в бетонному ограждению. Квасьневский три раза просигналил. Через несколько минут ворота открылись. Автомобиль въехал внутрь периметра. Забор представлял из себя монолитную коробку, достаточно большую, чтобы загнать сюда с десяток грузовых машин. — Сколько же сюда денег вбухано? Размышлял, оглядываясь, Алекс. В центре периметра, так же, из монолитного бетона, возвышалась неприступная крепость. Здание в три этажа, большое, с бронированными дверьми.

— Ну что Алекс, вот мы и добрались. Пойдем знакомиться. Квасьневский выбрался из автомобиля и двинулся к входной двери. Алекс поспешил за ним.

— Здесь полноценный шлюз, так что, не пугайся, когда начнется сканирование на грязь.

Дверь плавно открылась. Алекс в след за профессором зашел в небольшое помещение. Дверь за ними так же плавно закрылась. По периметру помещения в сторону вошедших выдвинулись странные плоскости. — Алексей, это детекторы радиации и пси энергии, сказал Квасьневский. Постояли минуту. На табло, над следующей дверью засветилось два числа зеленого цвета. — Всё. Мы чистые. Если бы была грязь, числа стали бы красного цвета и тогда открылась бы вот эта дверь. Квасьневский ткнул рукой в боковую дверь. — Там дезинфекционная комната и душ. Алекс кивнул головой. Следующая дверь открылась. Впуская гостей внутрь бункера.

1. Внутреннее — внешнее

— А вот и наши гости! Перед дверью стоял человек в белом халате и искренне улыбался.

— Приветствую, Сидорович. Как дела, как живы, здоровье? Квасьневский пожал руку улыбающемуся.

— Благодарствую, Олег Павлович. Порядок. Все живы, все здоровы. Чего и вам желаю. А это кто у нас тут? Улыбающееся лицо выглянуло из-за широкого торса Квасьневского и сосредоточилось двумя линзами на Алексе. Тот смутился от столь странного театрального действа, которое можно было вспомнить разве что из детства, когда маменька возила его к тетушке в гости. Он тогда тоже, имея за плечами пять лет жизни, дико смущался прожигающего насквозь тетушкиного любопытства. Сейчас он испытывал нечто подобное. Не думал он, что в Зоне можно попасть в такую «семейную» ситуацию. — А это, Сидорович, я вам с Сахаровым привез образчик для исследований. Слезно просил его к вам завести ваш давний знакомый. Петрович.

— Какой Петрович? Не сводя линз с Алекса, спросило улыбающееся лицо.

— Он сказал, что ваш хороший знакомый. И что Сахаров ему обязан по гроб жизни. Лет так 25 назад.

— Петрович! Так он жив! Глаза Сидоровича налились таким счастьем, что через линзы Алекса обдало волной тепла.

— Да что ж снова такое происходит! Начал раздражаться Алекс.

Тут же лицо спряталось.

— Олег Павлович, профессор сейчас занят. В самом разгаре очередной эксперимент. Так что предлагаю вам принять душ, покушать и отдохнуть. Ваша комната свободна. Молодой человек, я так понимаю, пока с вами?

— Да, Алексей пусть пока со мной будет. Сахаров освободиться, решим, что дальше. А пока отдохнем. Утро выдалось проблемным.

— Засада?

— Она самая.

— Давненько на машины не охотились.

— И еще столько же не будут. Все представились. Свидетелей тоже не осталось.

— Ну, на нет и суда нет. Вы тут располагайтесь, а я пойду, по хозяйству позанимаюсь. Эээ.

Странный человек в белом халате, уже было, отвернувшийся от гостей, остановился на полушаге и не оглядываясь, спросил, — Олег Павлович, посылочки нам есть?

— Да, Сидорович. Три мешка в машине. Забирайте.

— Прекрасненько. Потирая руки, человек в халате, оглянувшись, еще раз исполненными счастья линзами пристально посмотрел в глаза Алекса, отвернулся и удалился через одну из дверей.

— Ну что, Алекс, одному жителю этого места ты понравился. Осталось еще двоим понравиться. Пойдем, пока, прах боя смоем. Правильно это, бой с себя смывать. Следующие три часа они были заняты гигиеной тела, отдыхом и приемом пищи. Квасьневский вытащил из своего вещмешка гигиенический комплект и вручил его Алексу. Несколько одноразовых бритвенных станков, зубная щетка и зубной порошок, мыло. Алекс был в восторге. Каково же было его удивление, когда, вернувшись из душа, он увидел на своей тумбочке ту самую самиздатовскую книгу «О природе таланта». Оказалось, что Квасьневский прихватил ее с собою. — Спасибо. Буркнул Алексей. Его внутри сдавило странное чувство. Хотелось разреветься, как девчонка. Обычные, чужие люди, суровые мужики, которые в лёгкую могут расстрелять с десяток заслуживающих того двуногих, мужики, которым он на самом деле и на хрен не нужен, оказывают ему столько заботы и внимания, что он за свою жизнь не получил. Как им это удается, быть суровыми и жесткими в своей справедливости и в то же самое время, умудряться видеть самые тонкие потребности человека и еще и ублажать их? Алекс уже привык к этому состоянию растерянности и ступора, в который он периодически впадал благодаря поступкам окружавших его суровых мужчин. Но предвидеть этот ступор он так и не научился. И еще он был искренне благодарен этим мужчинам за то, что, видя его в такой потерянности и растерянности, они совершенно не давали повода ему смутиться или устыдиться. Им каким-то образом удавалось себя вести так, что, будучи сильными и волевыми, они не мешали вылиться чужой слабости и беспомощности, а наоборот, своим присутствием они сливались с этой вылившейся беспомощностью, совместно с виновником растворяли ее и так же молча, превращали в мудрость. Возвращая владельцу уже в виде трезвого осознания проблемы, поднятой самооценки, веры в себя и свои способности преодолеть эту проблему в себе. Алекс с какого-то раза научился видеть в себе этот процесс переплавления своего ничтожества в мудрость. И сейчас, когда вновь накатила боль своей беспомощности и слабости, Алекс просто сел на кровать и расслабился, наблюдая, как присутствие профессора переплавляет в нём его тоску и боль. Она выплеснулась темной тучей из одинокого и преданного родителями детства, и теперь медленно трансформировалась в мудрость и уважение к самому себе. Алекс не знал, как это происходит, но такое происходило несколько раз рядом с Петровичем, один раз с Волком, пару раз со Степаном, а теперь, то же самое он ощущал и рядом с Квасьневским. Постепенно боль и тоска в сердце стали уменьшаться, а чувство удовольствия от ощущения себя живым стало возвращаться. Когда сияние и тепло в сердце вновь восстановились, Алекс посмотрел на отдыхавшего профессора, улыбнулся и уже бодрым и полным сил голосом снова сказал: — Спасибо.