Андрей Буторин - Упавшие в Зону. Учебка

– Были и они, – вздохнул Злыдень. – Аж две штуки, веришь-нет?

– Почему «были»? – сглотнул Аникей.

– Потому что уже нет. Из-за одной, Юльки рыжей, ее Бестией называли… так вот, из-за нее несколько группировок перегрызлись – не на жизнь, на смерть. Четверо полегли, еще одному хребтину сломали, позже добили из жалости, двоим по глазу выбили, веришь-нет? Ну, зубы, ребра сломанные вообще никто не считал. И самое-то смешное, что саму Бестию тоже в той разборке ухайдакали – она ж на месте усидеть не могла, сама в этот кипеш полезла…

– А вторая?

– Что – вторая?.. А! Баба-то вторая? Ну, та справная была девка, все при ней. Шепелявила только. Ее Наташкой звали так-то, а она говорила: «Натаска». Ну, ее Атаской и прозвали. Еще потому, что отчаянная тоже – на пути не стой. Атас, короче. И к себе никого из мужиков не подпускала. Поэтому за нее особо не бились – толку-то?

– Не знаю, врут, поди, – сказал Брюль, – но говорят еще, что прозвище ей такое дали потому, что она на груди себе набила: «Атас!». Вроде как: «Не вздумай лапать!».

– Ясен пень, врут, – хмыкнул Злыдень. – Кто такое мог видеть? Если б кто вдруг увидел, то рассказать бы уже не сумел, веришь-нет?

– Ну, так и где она? – не выдержал Тавказаков.

– Что, понравилась? – раздался хохот Брюля.

Злыдень шикнул на сталкера и сказал Аникею:

– Атаска пропала. Никто не видел как. Не во время боя точно. Грешили на отморозков, что убили, мол, втихаря. Только вряд ли. Потому что убить Атаску – это еще суметь нужно было. Но, опять же, других версий и вовсе нет.

– Есть, – снова встрял Брюль. – Ее забрали, чтобы в «урфина» переделать, она же крутулина.

– Тьфу на тебя, – сказал Злыдень.

– А насчет «урфинов»-то что? – напомнил ученый.

– А тут по-разному. Чаще всего – это стычки во время охоты. Но тогда, будто специально, а скорее всего, специально и есть, – их не больше, чем нас, чаще меньше. Два-три, бывает даже, одиночка нападет. Но, между нами, и один «урфин» двух-трех наших стоит, веришь-нет? Однако тут они бьются чаще всего так, оружие почти не используют, будто разминаются. Не, сами под пули не лезут, отстреливаются, но именно защищаясь, а не для того, чтобы убить. Убивают, конечно, но чаще не нарочно. А вот когда случается общий сбор…

– Не понял, – затряс головой Аникей. – Какой еще сбор? Вас что, на бой вызывают? Как древних рыцарей? Трубит труба и все такое?.. А если не ходить?

– Не труба. Но и не ходить не получается. Всех сталкеров будто гонит что из жилищ. На месте не усидеть. Вскакиваешь, хватаешь оружие и мчишься, куда ноги несут. И когда очухиваешься – видишь вокруг толпу других сталкеров, тоже только что «проснувшихся», а напротив – шоблу «урфинов». Не, не шоблу, – войско. Ровные ряды, как на параде, бошки блестят… Хотя они у них всегда блестят. И вот тогда начинается капитальное месилово. Хорошо одно – больше к нам в мозги никто не лезет, так что постоять за себя можем. Ну, каждый в меру сил и умения. Так что, Беспалый, и тебе повоевать придется, никуда не денешься. А потому с утра и начинай тренировки. Подкачаться уже вряд ли успеешь, но хоть стрелять потренируйся. Умеешь стрелять-то?

– Плохо, – угрюмо ответил Тавказаков. – У вас тут и оружие другое…

– Вот и начнешь с его изучения. Мы поможем, не переживай.

После этого все замолчали. И хоть спать Аникею Александровичу совсем расхотелось, он все же заснул – внезапно, будто его выключили.

А утром, после завтрака, Злыдень окинул вдруг ученого критическим взглядом и сказал, что таких сталкеров не бывает.

– Каких «таких»? – не понял Тавказаков.

– Таких синих. Приметный цвет. В природе, в том числе и здесь, такой не встречается, а значит, ты привлечешь внимание любого. Тебе это надо? Думаю, нет. По крайней мере, здесь и сейчас.

– Я могу переодеться, – пожал плечами Аникей. – Вы говорили, что одежды у вас много. Или… нет?.. Почему-то вы все одеты в разное и не совсем, простите, новое.

– Да ну его, ёш его вошь!.. – начал было Колыч, но Злыдень его перебил:

– Мы одеты в свое, к чему привыкли. Оно внимания не привлекает. Когда истреплется – сменим, за нас не переживай. А вот тебе лучше не ждать, так что переоденься. Тряпки вон в том ящике, – показал он. – Фасон и цвет один, так что сильно не ройся, смотри только на размер. Твой, – «примерился» взглядом сталкер, – четвертый. И да, вот еще. Бери не кепку, а бандану, а то у тебя волосы слишком длинные, мешаться будут.

Фасон и цвет у одежды и впрямь особым разнообразием не отличались: прямые, как арестантские робы, только со множеством карманов, куртки и штаны болотного цвета; трусы, длинные носки – скорее, гольфы – и футболка – все черное; банданы и кепки – темно серые, в мелкую крапинку, «под камень»; высокие черные ботинки типа «берцев», только не на шнуровке, а на странной, словно клеевой, липучке.

Аникей Александрович переоделся, и Злыдень, как и обещал накануне, достал из большого ящика новенький, вкусно пахнущий смазкой автомат и поманил ученого к выходу. Обрубок пальца почти не болел – ныл, но терпимо, – так что ученый даже обрадовался: хоть какое-то занятие.

Неподалеку от входа в пещеру лежало широкое ошкуренное бревно, служившее, видимо, сталкерам вроде лавочки – байки на свежем воздухе потравить. К нему-то и направился Злыдень, кивком головы велев доценту следовать за ним. Там сталкер уселся, положил рядом автомат, магазин, картонную коробку с патронами и сказал:

– Ну что, садись давай, будешь учиться.

Тавказаков опустился на бревно и внимательно посмотрел на автомат. Это был не «Никель» и не «Печенга»; как ни плохо он разбирался в оружии, но зрительную память имел хорошую. Этот автомат… или что это было?.. даже цвет имел необычный – не черный, а светло-коричневый, скорее, песочный. И он выглядел как-то… современно, что ли, – толстенький, с торчащим вперед коротким черным стволом; весь такой красивый, даже на вид удобный. Он так и просился в руки! Но в руки взял его Злыдень. При этом сталкер принял такой суровый, деловой вид, что Аникей едва не рассмеялся. А тот начал менторским учительским тоном, сопровождая слова практической демонстрацией непосредственно на оружии:

– Вот наша главная огневая сила. Как она называется, нам сообщить не удосужились, и мы зовем ее «Машей» – потому что машинка и потому что красавица. – Злыдень даже поднес оружие к лицу и чмокнул в цевье.

А Тавказаков невольно вспомнил Плюха, который целую планету назвал Машечкой в честь своей бывшей возлюбленной. И вот опять Маша! Теперь уже автомат. Или винтовка… Почему, например, не Света? В том смысле, что из нее можно было бы нехреново кому-нибудь засветить. А еще в том, что до того как попасть в Зону, он сам был влюблен в девушку Свету. Она тоже была очень красивой, лучше всех, а еще – непредсказуемой и вредной, и его совсем не любила. Поэтому, решил Аникей, называть так оружие все же не стоит – здесь любовь непременно должна быть взаимной, иначе дело может закончиться разбитым сердцем в самом что ни на есть буквальном смысле.