Константин Бенев - Метро 2035. Царица ночи

– Смешно. Только ты к чему это?

– Да к тому, что, по твоей логике, все мы грешники, и всех нас бог собрал в одном месте и покарал.

– А не так?

Векс задумался.

– Да черт его знает. Безгрешных не бывает. Только не все же сволочи прожженные, так?

– А не тебе судить о размерах греха.

– Это не поспоришь. Но грехи искупаются.

– Аллах милостив, он простит. Простишь ли ты себя?..

Как описать чувства человека, впервые оказавшегося в космосе? Восторг? Удивление? Счастье? Наверное, все это одновременно и еще чего-нибудь из этой же серии.

Вот и Сухроб, когда впервые ступил на платформу Казанского вокзала, чувствовал нечто подобное. Его, родившегося и выросшего в горном кишлаке, в большой и совсем не богатой семье, все вокруг удивляло и восхищало, как… Как космос. Тысячи людей, сотни дорогих и красивых машин, яркая реклама.

Он бы так стоял и стоял на привокзальной площади, взирая на все с удивлением и восхищением, но его быстро вернули с небес на землю двое бородатых мужчин в серых неприметных одеждах.

– Ты Сухроб?

Молодой человек кивнул головой.

– Пошли, – и незнакомец слегка подтолкнул его в сторону автостоянки.

Сухроба привезли за город, поселили в квартире и все последующие дни никуда не выпускали. Он и еще несколько таких же бедолаг с утра до ночи читали святые книги, молились. Сухроб всегда считал себя верующим человеком, который чтил Всевышнего и соблюдал все его заповеди, а выяснилось, что он заблуждался. И он, и его родители, и большая, дружная семья, они все ошибались!

Сомнения росли как снежный ком: так быть не может! «Может», – говорили ему Ильяс и Ахмед, те самые, что встретили его на вокзале. Учись усерднее, и все поймешь. Только усердием и послушанием ты можешь помочь родным. Есть долг перед соседом? Отработаешь, и долга не будет. И сам попадешь в рай.

И Сухроб старался…

Рассвет только начинался, когда Ахмед разбудил Сухроба.

– Просыпайся, пора.

– Что? Что так рано-то?

– Вставай. Аллах выбрал тебя для великого дела.

– Сегодня? – дрожащим голосом спросил парень.

– Помолись, – Ахмед быстро вышел из комнаты.

Вся жизнь в один момент пронеслась пред глазами Сухроба, все вспомнил. Всех.

Родителей, друзей, братьев и сестер… Котенка, что весной принесла кошка, собаку, что радостно встречала его у дома.

В своей последней молитве Сухроб рассказал Всевышнему о своих страхах, попросил помощи для близких. Попросил прощения у тех, чьи жизни ему предстоит оборвать. Одного он не стал просить: пощады для себя. И вовсе не потому, что ему и так был обещан рай.

Московская погода обманчива. Или Всевышнему не понравились его помыслы. Бог един. Солнечное утро сменил холодный весенний день, ветреный и промозглый, с изморосью, часто сменяемой косым дождем.

А Ильяс сказал, что сам Аллах помогает им: мысли людей будут заняты непогодой, головной болью, мокрыми ногами, желанием добраться до тепла и наконец-то отогреться.

Десять минут инструктаж, рюкзак на плечи, добежать под дождем до автобуса, потом – в метро…

Дорогу Сухроб почти не помнил. Внутри что-то сломалось, он был похож на марионетку, двигаемую чужой волей: своих сил у него не осталось совсем. Чтоб не выдать себя, он молился.

Вот метро, вестибюль.

Краем глаза парень заметил полицейских: один из них что-то говорил по рации, а второй двинулся в его сторону.

– Сержант Головин. Пройдите, пожалуйста, в сторону.

– Что-то не так? – все, что Сухроб смог выдавить из себя.

– Предъявите, пожалуйста, документы. Откройте, пожалуйста, рюкзак.

Дальше все было как во сне. Он еще раз вспомнил всех и со всеми попрощался. Попытался вспомнить что-то хорошее, чтоб с этим и уйти…

– Счастливого пути, Сухроб Салманович, – сержант протянул ему документы. – Да, рюкзак закройте, книги вывалятся.

Все.

– Ты что себе позволяешь, – услышал он знакомый голос рядом. – Быстро вниз.

Оказывается, Ахмет неусыпно следил за ним всю дорогу. Это был обыкновенный экзамен, который Сухроб позорно провалил.

Наказывать его не стали, дали еще одну попытку, возможность исправиться, помочь родителям и навсегда прославить их род.

Сержант Головин с напарником, молоденьким стажером Колькой, скучали у колонны. До развода еще два часа, и, слава богу, пока служба идет без приключений.

– Смотри, опять этот Сугроб, – засмеялся Колька, – Пойдешь к нему?

– Думаешь, надо? С документами у него порядок, в рюкзаке опять книги. Студент, что с него возьмешь.

– Рюкзак больно тяжелый. Смотри, еле идет.

– Книги, они тяжелые, – отмахнулся Головин. – Хочешь, сам иди. Практикуйся.

– И пойду, – Николай уже сделал шаг в сторону Сухроба, как где-то сзади громко закричала женщина.

Наряд со всех ног бросился на голос. Сухроб шагнул на эскалатор…

– Всем постам! Всем постам…

– Не стал я дожидаться поезда. Скинул рюкзак на скамейку и пошел на другую платформу.

Потом узнал, что все случилось на другой станции. Не я один был такой.

Мужчина помолчал.

– Мне повезло. Паспорт был с собой, адрес товарища школьного помнил, он на рынке работал. Нашел его. Тот укрыл на время, я денег заработал и в Питер подался. Подальше от всего. Но для Аллаха нет расстояний, он ничего не забывает. Вот и упрятал меня под землю. Навсегда.

– Да, брат… История, прямо скажу, невероятная. Только ты ж не убил никого?

– Не важно. Желал. И убил бы, только испугался, молодой был еще. Все. Пора.

Сухроб поднялся, протянул Вексу руку для прощания.

– Пошли по домам, солдат. Спать пора.

…Ни Сухроб, ни, тем более, Векс не обратили внимания, что к разговору уже давно прислушиваются трое незнакомцев в одинаковых плащах с капюшонами. Мало ли кто по перрону таскается? Чужих много, за всеми не уследить. Да и зачем?

Идти с мешком на голове до жути неудобно. Особенно, если у тебя связаны руки, особенно, если на дороге то и дело попадаются камни и неровности, и, особенно если каждый шаг отдается острой болью.

– Все, – Векс встал, – Дальше не пойду. Хотите – тащите меня на себе!

– Пойде-ешь.

Толчок в спину. Какой уже по счету?.. На сей раз Векс не удержался на ногах, а похититель не успел его подхватить.

– Черт! Поднимайся!

Опять пинок! Да что ж это такое?!

– Эй, Рональдиньо гребаный, я те че, мячик, что ли?! Сказал, не могу идти! Хоть руки развяжи! И мешок мне нафиг сейчас? Ясно же, что не убегу.

– Слышь, Волков. Может, и правда?.. Куда он сейчас, и так едва ногами перебирает. Не на себе же тащить? А?

– Закончил? А теперь бери и тащи! Что уставился? Не может он идти, значит, тащим. По очереди.

– Мне бы отлить…

– Потерпишь. Я что тебе, нянька? Все, двигаем.

– Дело хозяйское, обоссу – не обессудь.