Валерий Большаков - Пират

Панама была заложена так, что улицы её тянулись с востока на запад, а посему солнце устраивало жителям пекло, не утешая благодатной тенью.

С городом граничила мелкая полулагуна-полутопь, насылающая испарения, и протекала река. В общем, место было нездоровое.

Испанцы, те, что побогаче, старались не показываться в Панаме, проводя свои дни в имениях-эстансиях и усадьбах-грантариях, где они разводили скот и растили плоды земли.

И городом, и всеми землями на перешейке между морями мудро и толково правил президент королевской аудиенсии Панама дон Августин де Бракамонте.

По крайней мере сам он был в этом совершенно уверен.

В Панаме не было ни ткачей, ни кузнецов, город не мог похвалиться своими мастерами или художниками, и всё же богатство и достаток тут были на каждом шагу.

Конкистадоры-основатели давным-давно померли, в Панаме хозяйничали купцы да торговцы, но в чём же они находили источник своего преуспеяния и благоденствия?

А место было такое — не только погибельное для здоровья, но и золотое! В обоих смыслах.

Именно сюда, к причалам панамским, приставали корабли из Кальяо, тяжело гружённые перуанским золотом и серебром. Несколько раз в год этот ценный груз навьючивали на мулов, и длиннущий, самый охраняемый караван в мире отправлялся в путь по Эль-Камино-Реаль — Королевской дороге.

Через сельву, скалы и топи дорога доводила до Пуэрто-Бельо, «Дивной гавани», такого же невзрачного городишки, как и сама Панама, укрытого в глубине бухты на Карибском побережье.

Пуэрто-Бельо был очень хорошо защищён — три крепости грозили пушками кораблям противника, а на крайний случай можно было и цепью громадной перекрыть вход с моря, натянув её между фортами.

В этой-то дивной гавани и бросали якоря галеоны «Серебряного» и «Золотого» флотов, нагружаясь драгметаллами, отобранными у инков.

Так что, где-где, а здесь было что грабить!

…Дон Августин исправно соблюдал обычаи далёкой родины, устраивая с полудня сиесту, — закрывал окна и дремал в тенёчке, пока толстые стены дома хранили следы ночной прохлады.

К вечеру им овладела жажда деятельности.

Де Бракамонте неторопливо облачился, и направил стопы к зданию аудиенсии.

Законы сиесты властвовали и здесь — никого на рабочем месте, кроме пары гренадёров-лансерос у входа, распаренных и вялых, ищущих свежести в тени колонн.

А вот посетитель обнаружился! Высокий, стройный кабальеро в камзоле из коричневой тафты сравнялся темнотой своего загара с цветом костюма.

Обмахиваясь шляпой с пышным пером, кабальеро сидел, развалясь, на деревянном диванчике и явно скучал.

Дон Августин обратил внимание на серьгу в ухе посетителя: украшавшая её розовая жемчужина стоила не меньше трёх тысяч песо.

— С кем имею честь? — церемонно спросил президент аудиенсии.

Посетитель спокойно взглянул на него, улыбнулся и встал, кланяясь непринуждённо — и небрежно.

— Дон Карлос де Бельфлор, — ответил он. — К вашим услугам. Хотя… Мне кажется, сеньор, что в данный момент услугу оказываю я.

— Мне? — вздёрнул голову де Бракамонте.

— Панаме, сеньор, — серьёзно ответил дон Карлос. — И королю Испании.

— Вот как?

Дон Августин почувствовал раздражение — этот хлыщ выводил его из себя. Ни капли почтения, зато гонору…

— Объяснитесь, сударь.

Де Бельфлор кивнул.

— Я представляю здесь не себя самого, — заговорил он, — а одного большого, очень большого человека, имени которого раскрывать не стану. Скажу только, что область его влияния распространяется на всю Новую Испанию и Перу [21] Вице-королевство Перу было частью Испанской империи, охватывавшей практически всю Южную Америку, за исключением её восточной части (Бразилии). Новая Испания занимала всю нынешнюю Центральную Америку, Мексику, Калифорнию, Техас, Флориду, Кубу и пр. вместе взятых.

— Допустим. И что же?

— Шпионы есть у всех великих мира сего, — тонко улыбнулся дон Карлос. — Ммм… Не вдаваясь в ненужные подробности, изложу главное. Нам стало известно, что пират Генри Морган нападёт на Пуэрто-Бельо этим летом, в июле. Он приведёт сюда целую эскадру и полтыщи молодцев с Ямайки и Тортуги.

Де Бракамонте довольно рассмеялся.

— Я не сомневаюсь в ваших словах, дон Карлос, — сказал он, ухмыляясь, — но поверьте: никаким морганам не взять Пуэрто-Бельо! Руки коротки. Пусть эти пираты безумствуют, сколько хотят, удачи на панамских берегах им не видать!

Де Бельфлор усмехнулся неласково.

— Тем не менее, — мягко проговорил он, — Моргану удастся его безумство. Впрочем, я в точности исполнил своё задание, предупредив вас о грозящей опасности, а засим умываю руки. Прощайте, сеньор!

Изящно поклонившись, дон Карлос покинул аудиенсию, покрывая голову шляпой, а левой рукой придерживая шпагу.

Президент проводил его взглядом и покачал головой.

— Придумают же такое… — проворчал он. — Морган нападёт! Пф-ф! Да хоть два Моргана! У Пуэрто-Бельо земли достаточно, похороним всех желающих!

Чувствуя, как у него поднимается настроение, дон Августин решил, что на сегодня долг исполнен и можно, наконец, заняться делом. Ужинать пора.

Генерал-капитанство Гватемала, берег залива Гондурас.

Под утро пролился дождь, и лес запарил ещё пуще, словно кто в бане на каменку плеснул, — дышать стало нечем.

При этом вдыхать следовало носом, ибо раскрытые рты взмокших пиратов тотчас же забивались москитами.

Кровососов было — тучи, и Сухов быстро склонился к тому, что Москитовый берег назван именно в их честь.

Москиты были везде — они запутывались в волосах, заползали в нос и уши.

Шлепки разносились по сельве, сопровождаемые бранью. Шлёпнешь себя по шее — десяток кровавых трупиков на ладони.

А проклятые чёрные мушки буквальным образом грызли потные тела людей, тихо сатаневших от «близости к природе».

Если кто из пиратов и лелеял мысль о ходьбе, о прогулке по лесу, то он жестоко ошибся — нужно было пробиваться сквозь кусты папоротника, лианы и прочие ботанические прелести.

Сухов, как и все, ритмично работал абордажной саблей, как мачете, прорубаясь сквозь живой занавес из ветвей лиан и воздушных корней. Каждый удар распугивал мохнатых пауков, древесных лягушек и змей.

Прошло время, и стихла брань, даже шлепков по телесам было не слыхать — люди Олонэ тупо торили себе дорогу сквозь «зелёный ад».

За день таким манером удалось пройти не более четырёх миль. К вечеру все, в том числе самые сильные, чувствовали полное изнеможение. Не хотелось даже есть. Иные до того уработались, что держали истомлённые руки на коленях, не отмахиваясь от насекомых, лишь мотали по-коровьи головами.

Тут сидевший напротив Сухова Ташкаль оживился, показывая на дерево, росшее неподалёку: